Альковные секреты шеф-поваров
Шрифт:
Ко мне он, надо признать, отцовских чувств не выказывал. Ни тепла, ни участия, разве что легкое нездоровое любопытство, для удовлетворения которого хватило пары коротких встреч. Этот эгоист с самого начала знал, кто я такой, но ему было плевать…
Хотя…
Когда я получил повышение и мы сидели у него в ресторане, де Фретэ вышел с бутылкой шампанского… Может, он мной гордился?
Скиннер взял ручку и начал выводить свое имя:
Дэнни Фрейзер.
Газета сообщала, что Кей — точнее, некая безымянная девушка,— находится в стабильном состоянии, и жизнь ее вне опасности. Дождавшись, когда по радио назвали ее имя, Скиннер позвонил в больницу и представился женихом. Сердобольная сестра заверила его, что опасаться нечего, Кей в сознании, все обошлось.
Скиннеру надоело сидеть и читать, какого замечательного гражданина и человека он укокошил. Он стряхнул оцепенение и поехал в больницу, рассудив, что прошло уже достаточно времени, и его визит не будет выглядеть подозрительно. В газетах не было ни слова о возможном злом умысле, однако полиция, конечно, сообразит, что гайки сами по себе не открутились. Хотя, кто знает, может, и открутились…
Войдя в палату, он вначале даже не узнал Кей. Она выглядела так, словно побывала в автомобильной аварии: под глазами синяки, лицо опухло, на переносице пластырь.
Де Фретэ, должно быть, ее боднул, когда рухнул рояль…
Она была очень рада его видеть. Да и у него от сердца отлегло: жива! С мучительным, тошнотворным чувством в груди он понял, что по-прежнему ее любит — и уже, наверное, не разлюбит никогда. Порочная любовь, осененная черным заклятием, но от этого ничуть не теряющая в силе. Скиннер собрался было во всем признаться, однако судьбе было угодно, чтобы Кей заговорила первой.
— Дэнни… Я так рада, что ты пришел.
— Я услышал по радио. Когда назвали твое имя, я думал, что с ума сойду… Хотел своими глазами убедиться, что ты в порядке.— Скиннер вздохнул, момент для откровений был упущен.— Что там произошло?
— На нас упал рояль… На меня и Алана… И он… А мне просто повезло.— Ее глаза наполнились слезами.— Я была такой дурой, Дэнни! Мы ведь… ну… Это во время секса случилось…— выдавила она.— Сама не знаю, о чем я думала!
— Ничего, ничего,— беззвучно шептал Скиннер, корчась от чугунного чувства вины. У Кей была сломана переносица, треснули два ребра… И все — его рук дело. Он причинил боль человеку, которого любил…
Это ненависть виновата.
И алкоголь…
Чертовы повара!
Я проклял не только Кибби. Всех, кто ко мне приближается, пожирает демон ненависти. Надо положить этому конец. Бежать в Сан-Франциско к Дороти.
Скиннер просидел у кровати Кей, пока не пришла ее мать — как всегда, элегантная и собранная. Женщин такого сорта возраст не портит, подумал Скиннер. Она заметно удивилась, увидев его у изголовья дочери, да еще и трезвым.
Он извинился и ушел. Являться на работу смысла не было. Заглянув в ближайшее интернет-кафе, он отправил Дороти короткий е-мэйл и поискал в сети дешевые билеты до Сан-Франциско.
Бежать, бежать отсюда! Вся семейка Кибби — и Брайан, и Кэролайн,— всё это дурное, черное… Я их всех рано или поздно убью… если не уберусь подальше из этого проклятого места, где человек зациклен на соседях и не думает о себе.
Довольно! Больше я никому не причиню вреда.
Скиннер думал о проклятии, которое отравило все вокруг. В памяти крутилось навязчивое клише: будь осторожен, когда чего-то желаешь. Интересно, можно ли задним числом снять наведенную порчу?
Просматривая «Вечерние новости», он наткнулся на интересную заметку. Речь шла о некой Мэри Маклинток, белой колдунье, ныне ушедшей на покой, а в молодости весьма активно подвизавшейся на ниве снятия порчи и сглаза.
Жила Мэри на задворках Транента, в комплексе для бедных. Скиннеру стоило немалых трудов добыть ее телефон. Узнав, сколько ему лет, колдунья сразу согласилась на встречу.
В квартире Мэри Маклинток стояла невыносимая духота. Скиннер уселся в предложенное кресло и с чувством спросил:
— Вы мне поможете?
— В чем твоя беда?
Скиннер рассказал, что, судя по всему, навел на одного человека порчу и теперь хотел бы выяснить, можно ли эту порчу снять.
— Все возможно,— отвечала колдунья, буравя его глазами.— Я помогу тебе, но прежде ты должен заплатить. Причем не деньгами. Деньги в моем возрасте уже не нужны.— Ее глаза утонули в морщинках.— А ты, я вижу, красавчик… Член — вот что мне нужно! Членом своим заплатишь!
Скиннер пристально посмотрел на нее и покачал головой. Его губы разъехались в ухмылке.
— Шутите, да?
— Дверь там.— Колдунья медленно подняла скрюченный палец.
Скиннер разглядывал ее, корчась, как от боли, и думая о Кэролайн, о своей мучительной и необъяснимой импотенции… Надув щеки, он шумно выдохнул и произнес:
— Согласен.
Мэри как будто слегка опешила. Поспешно поднявшись, она колыхнула грузными телесами и уковыляла в спальню, поманив Скиннера пальцем. Он криво ухмыльнулся и последовал за ней.
В спальне стоял полумрак, пахло плесенью. Помимо большой кровати с бронзовой спинкой, мебели практически не было.
— Снимай штаны, чего стоишь!— каркнула колдунья.— Покажи свой товар.
Скиннер начал раздеваться. Старуха тоже принялась стряхивать, сдирать, свинчивать и стягивать с себя всевозможные юбки, рюши и ватные жилетки. Обнажившись, она улеглась на кровать. По матрасу растеклись волны студенистой плоти. Без одежды ее тулово казалось меньше — и одновременно страшнее. Тухлая вонь поднялась из жировых складок, где в болотцах густого пота прели хлопья отмершей кожи.
— Щупловат,— отметила Мэри, когда Скиннер снял трусы «Кельвин Кляйн».— Я думала, покрупнее будет.
Вот бесстыжая ведьма!
— В следующий раз приду с резиновой насадкой,— буркнул он.
Мэри раздвинула ноги и, отвалив несколько слоев обвисшей кожи, откопала половые органы.
— У меня кремов для смазки нет,— сообщила она.— Соплями смажешь.
Скиннер приблизился к кровати. Костлявые пальцы Мэри удерживали на весу жировые пласты, из-под которых торчали неожиданно тощие бедра. Коленные кости, казалось, вот-вот прорвут пергаментную кожу. Лобок, как ни удивительно, был покрыт густыми черными кудряшками без намека на седину. Кожа вокруг влагалища гневно краснела — очевидно, из-за инфекции,— и вся промежность походила на мертвого инопланетного зародыша.