Аллея всех храбрецов
Шрифт:
– Отдежурила, со смены иду.
– Не болтайся без дела по территории. Отдежурила, отдыхай. Зайди ко мне в конце дня. Знаешь куда?
– Найду.
И властный взгляд уперся в Мокашова.
– Пропуск.
Мокашов достал новую картонку пропуска.
– Должность?
– Инженер.
– Давно работаешь?
– Первый день.
Это позабавило незнакомца.
– Хочешь быть уволенным в первый день? Садись в машину.
КИС поразил Мокашова простором напоенных светом пространств, странными телами объектов. В проводах, через вспомогательные
В центре зала космонавт в оранжевом скафандре погружался в огромный металлический шар. За перегородкой легкого ограждения из объекта вынимали прибор, и склонившиеся над ним люди в белом напоминали кинематографических хирургов.
Объяснять особенно не пришлось. Незнакомец властно ходил по проходу, только раз он спросил Макашова:
– Не мешает эта каракатица?
"Каракатица" напоминала буровую, подвешенную за верхушку к потолку.
– Мешает, – неуверенно ответил Мокашов. Он отстал и тут же услышал шепот за спиной:
– Что сказал Главный про стенд?
– Какой-такой главный? – удивился Мокашов.
Видя, что Главный вернулся, заместитель начальника сборочного улыбался только по привычке. Не очень-то здорово получилось. Натащили чёрте-чего и что совсем ни к чему – сварочные аппараты. Смены, закончившую и заступающую, свели в одну. Он сам расставил людей, находя в этом странное удовлетворение. Работу цеха не видели со стороны и захотелось показать товар лицом.
Подготовились, поджидали комиссию. В раздевалке оставили караульщика, наказав ему по прибытию комиссии врубить яркий верхний свет. Но время шло, ждать надоело и не работавшие устроили перекур. Сам караульщик, заждавшись, вышел из цеха посмотреть: не едут ли? И в этот момент наехала комиссия.
Караульщик потом оправдывался: Не полезу же я поперед Главного. Словом, всё пошло наперекосяк.
Но есть, есть всё-таки бог. Зам начальника цеха, разогнав всех по рабочим местам, решил проверить сигнализацию, и яркий свет вспыхнул в сборочном в том самый момент, когда Главный отдернул занавеску. И тотчас раздался грохот, словно перкалевая занавеска могла заглушить его до сих пор. Вблизи на глазах комиссии демонстрировались тонкие операции, а подальше просто били в металл. И Главный всё время морщился.
Теперь, выступая ему навстречу, зам начальника ёжился.
"Зачем, – закричит сейчас Главный, – устроили балаган? Я же просил – добавить людей, а притащили сварку и грохот стоял, как на танкодроме".
Он делал последние шаги, глядя Главному прямо в глаза.
– Были ориентаторы? – Спросил Главный неожиданно мягко.
Зам начальника цеха вздохнул и ответил обычным тоном:
– Ожидаю с минуты на минуту. Разрешите отпустить людей?
В сборочном Иркина поразила странная картина. Раздевалка была полна народа, словно смена кончилась, а в цехе в конце ковровой дорожки стояла группа. Причем стояла не там, где ей, казалось, сам бог велел, у пилотируемых, а возле участка
Он подошел с осторожностью, чтобы краем уха услышать и не попасться на глаза. Но тут группа развернулась, и он оказался на виду. В центре каре стоял Главный, а рядом (что было просто удивительно) сегодняшний новичок. Он очень небрежно стоял, всем видом своим подчеркивая, что если там наверху, в отделе Иркин может что-нибудь и значил, то тут совершенно иное дело.
«Детей начали пристраивать", – подумал Иркин с горестным недоумением, но размышлять, а тем более удивляться было некогда.
– Так, – сказал Главный хмурясь, – явление Христа народу. Те же и Иркин, двадцать пятый отдел.
Когда он так говорил на публику, ожидать хорошего было нечего.
– Я полистал записи в КИСе. Двадцать пятый отдел не записывался. Чем это объяснить?
– А это, – облизал губы Иркин, – очень просто. До электрических испытаний работали в режиме вызова. Не вызывали и хорошо.
– Так, – произнес Главный, – все слышали? Вы, видимо, меня не поняли. Я посмотрел записи за год, и ваших, так называемых теоретиков в КИСе в глаза не видели.
– Да, – кивнул Иркин, – теоретикам в КИСе делать нечего, у них иное образование.
На миг в цехе повисла напряженная тишина.
– Тогда для чего мы строили стенд? – взорвался Главный. – Теряли деньги, занимали помещение, которого так у нас не хватает.
Не всякий рискнул бы теперь ответить Главному, но Иркин был из отчаянных.
– Все очень просто, – торопливо ответил он. – Строили, а тем временем техника ушла вперёд, научились считать, появилась теория. Кроме того проверять всё – не хватит рук. Мы посчитали: отдел ведет около пятидесяти систем. В отделе – семьдесят человек. Так что по полтора человека на систему, включая секретаря и кладовщицу. Уверяю, всё это пойдёт за счёт качества.
– За качество вы ответите, – хлестко сказал Главный, – и почему я не слышу от вас иных предложений, кроме как подождать, оттянуть? Нужно посмотреть ещё, как вы влияете на коллектив? Вы его размагничиваете.
– Это он здесь, – счел нужным вмешаться зам начальника цеха, – а в коллективе он – орёл.
– И держитесь везде орлом, – насупился Главный. – Думаете, орёл орлом только в полёте? А в гнезде хнычет, жалуется, клянет судьбу? Что у вас с кронштейнами?
– Это не у нас.
– Я вас серьезно предупреждаю. Опять вы за своё.
Первый день запомнился Мокашову разговорами, ощущением, как ему повезло, удивительной отдельской газетой, тем, как ему показали в столовой: вот тот лысый, что дежурит в гардеробе – лауреат и доктор наук, и тем, что сказал ему под конец Главный.
– Сразу лучшим не станешь, но и ведущим в своем деле – тоже не плохо. Смотри.
Они стояли на центральной аллее. По сторонам, точно в почетном карауле выстроились портреты передовиков. Лица их выглядели настороженными, будто они вслушивались в разговор.