Альма
Шрифт:
— Это раньше у меня был такой образ, — усмехнулся он.
— Чего, серьезно?!
— Ага, могу даже фотки показать потом.
— Как-то не очень верится, — смерил я взглядом его широкоплечую фигуру.
— Ну, не совсем так, как ты описал, конечно, но что-то похожее было, — ответил он, поднимаясь из-за стола, — пойдем тогда поужинаем, что ли? Как раз время уже.
— Это я завсегда рад!
После ужина мы снова вернулись ко мне в комнату, к оставленной на полу нашей маленькой библиотеке. Приняв на грудь настойки ускоряющей восприятие, я снова улегся на кровать и принялся вдумчиво разбираться в хитросплетениях нашего организма. К моему удивлению, никакой умственной усталости не наблюдалось, то ли действительно мой мозг стал существенно крепче за это время, то это было волшебное свойство настойки, но читал я быстро, с удовольствием и самое главное прекрасно все запоминал. Тем более изучая все это,
Однако, не смотря на то, что процесс чтения шел весьма споро, мы регулярно останавливались на перекур, чтобы привести мозги в порядок и просто отдохнуть от многочисленных терминов и не всегда приятных на вид картинок. В конце — концов, когда время подошло к десяти вечера, мы, наконец-то, завершили свой маленький марафон.
— Все, Дим, я на боковую, — сказал Антон, закрывая последний том «Анатомии», — а то завтра опять Стен нас с утра пораньше поднимет, а я никакой.
— Ну, да, — согласился я, — а потом еще и Алиса…
— Вот и я о том, так что, давай, — хлопнул он меня по плечу, — до завтра.
— До завтра, — кивнул я, глядя, как он выходит из комнаты. Блин, по идее сегодня еще нужно было потренироваться в превращениях, но как-то страшновато, учитывая, что после всех манипуляций с моим сознанием, оно еще не пришло в норму. Так что лучше подождать пару дней для верности. Кивнув своим мыслям, я повернулся на бок и провалился в сон.
Воздух горел и жег легкие. От дыма слезились глаза. Во рту уже не осталось слюны, чтобы смочить пересохший рот и разбитые, покрытые засохшей кровью губы. Трупы. Повсюду трупы. Мужчины, женщины, дети, мои сослуживцы, будь они прокляты. Все лежали здесь. О, Боги, как вы это допускаете… Зачем? Я шел по разрушенной и сожженной кельтской деревушке и смотрел по сторонам. Никаких признаков жизни. Ни своих, ни чужих. Никого. Неужели из всей центурии в живых остался я один? Не может такого быть. Просто не может.
Мы вошли сюда на рассвете, вырезав сторожевые посты варваров, однако кто-то все же успел предупредить о нападении. Нас уже ждали. Центурия в полном составе, сто шестьдесят воинов против жителей небольшой деревни, где бойцами была от силы треть населения. У них не было ни единого шанса. Так мы тогда думали… Пятьдесят варваров, стоящих на защите своего поселения и полностью презирающих смерть, способны на многое. Жаль, что центурион понял это слишком поздно. Мы дрались, практически, на равных, несмотря на свое численное превосходство, когда к кельтам подошло подкрепление. Почти сотня полуголых воинов вооруженных тяжелыми секирами и мечами атаковала нас с тыла. Дела сразу стали плохи. Мы попали в окружение. Охотник превратился в дичь. Однако варварам тоже приходилось несладко, так как в последнем строю стояли не зеленые новички, призванные в армию совсем недавно, а триарии. Бой был настолько жестокий и отчаянный, что остаться в живых я уже и не надеялся, хотелось просто продать свою жизнь подороже, забрав с собой как можно больше варваров. Однако боги распорядились моей жизнью по-своему.
Буквально через несколько минут ожесточенной схватки, наш строй был разбит. Варвары не считаясь с потерями, шли на прорыв, прекрасно осознавая, что истинная сила римской пехоты именно в единстве. Бой разбился на отдельные схватки и маленькие группы. Я и еще пятеро моих товарищей оказались прижатыми к стене одного из домов. На нас наседал почти десяток кельтов, умело орудующих мечами и щитами, и постепенно зажимавших нас в угол. Выхода не было. В проулке, кроме нас в живых больше не осталось никого.
Неожиданно вскрикнул Луций, пропустивший удар мечом по ногам и упавший на землю. Я и Тит попытались было закрыть его уже порядком изрубленными щитами, но нам не дали этого сделать. Сразу пятеро мечников атаковали наш строй настолько слажено, что не было ни единого шанса отвлечься на защиту товарища. И тут же один из варваров не теряя времени даром, взмахнул топором, голова Луция покатилась по траве. Нас осталось четверо. Ни одного копья не было, только короткие мечи и готовые уже развалиться на части скутумы. Поняв, что наше поражение является лишь делом времени, Марк и еще один парень, имени которого я так и не успел узнать, перешли в атаку, стремясь прорвать окружение. Это было ошибкой. Против нас выступали не подростки, только недавно взявшие в руки оружие и стоящие в близких к деревне караулах, а опытные воины, принимавшие участие в подобных стычках множество раз. Незнакомый мне парень погиб сразу, успев, правда, перед смертью, разрубить горло одному кельту и ранить в бок другого. Марку тоже не повезло, отражая атаки сразу двух противников, он не уследил за третьим и пропустил тяжелый рубящий в шею. Я попытался было его прикрыть, но не успел буквально на секунду. В тот момент, когда мой меч вонзился кельту под ребра, Марк уже оседал на землю, обливаясь кровью. Раненный мною воин, с такой яростью развернулся и нанес мне удар рукоятью меча в висок, что сознание покинуло меня. Последнее, что я успел увидеть, это то, как кельты рубят на куски последнего, оставшегося на ногах легионера нашей центурии…
Очнулся я на земле, весь залитый своей и чужой кровью. Вокруг одни только трупы и больше никого. Почему меня не добили варвары, я не знаю. Возможно, посчитали уже мертвым, а быть может, просто не успели. Неизвестно. В любом случае я остался в живых. Голова болела немилосердно, во рту страшно пересохло, жутко хотелось пить. Я поднялся с земли, тяжело опираясь на чей-то пилум. Рядом валялся меч, его я тоже подобрал, без меча какой из меня легионер? Так я оказался совершенно один посреди разрушенной и сожженной деревни. Я шел через ее развалины, и чем дальше заходил, тем меньше мне хотелось найти своих возможно выживших товарищей. Их следы видны были везде, на порогах жилищ и в самих домах, на улицах и в канавах, прямо посреди маленькой площади, где жил вождь и на дверях его дома, где на копьях была распята его семья. В том кто победил сомнений больше не было, но как это было… Вырезали всех, включая младенцев, над женщинами, судя по всему, долго издевались, прежде чем прикончить их окончательно. О, боги, и это все во славу Рима? Воевать с женщинами и детьми? Истреблять их род под корень? В этом наше предназначение?
Возле очередного дома, где погибших было так много, что они громоздились целыми кучами, я не сдержался и, упав на колени, вывернул весь свой завтрак на траву. Было ли это от того, что я, до этого никогда не бывавший в сражениях, увидел все это впервые, или от того, что пропустил сильный удар в голову — было не ясно. Но так плохо мне не было еще никогда. Я стоял на траве, сотрясаясь от спазмов, и все никак не мог остановиться. Мой отец всегда мне говорил что легион — это сила и честь. Что служить Риму, защищать и расширять его границы это призвание каждого свободного гражданина. А что я вижу на деле? Это уже даже не завоевание, это настоящее истребление. Кровавое и безжалостное. Да, отец рассказывал мне о том, что творят варвары, но одно дело слушать рассказы и совсем другое увидеть это наяву, здесь и сейчас. Почувствовать, ощутить запах, отчаяние многих людей, нашедших в этих лесах свою могилу. Но самое страшное, что это дело рук не каких-то варваров, а тех людей, с которыми я служил не один месяц. С которыми ел и спал вместе. Дело рук просвещенного, «неварварского» народа, который считал себя лучше и развитей других. Чем мы лучше их, если превращаемся в омерзительных чудовищ, как только получаем власть над судьбой и жизнями беззащитных людей? Я неожиданно вспомнил Колизей, в котором удалось побывать только один раз за свою пока еще короткую жизнь. Хлеба и зрелищ… Слава и честь… Будьте вы прокляты со своими фальшивыми лозунгами! Я поднялся на ноги и сплюнул на почерневшую от пролитой крови землю. Пора было идти дальше. Пора было выбираться из этой деревни.
Вокруг лежало множество тел, как римлян, так и кельтов. И если до сих пор их так и не успели разобрать, значит, бои затихли совсем недавно. Но где же тогда все?
Свернув за очередной дом, я практически нос к носу столкнулся со здоровенным кельтом. Сжимая в руках огромную двухстороннюю боевую секиру, он стоял в дверях своего дома и мрачно смотрел на меня. Однако нападать, почему-то, не спешил. У его ног лежали двое триариев со страшными рублеными ранами на груди и голове. Ну, вот и все. Против воина с легкость расправившегося с двумя ветеранами, прослужившими в легионе как минимум пятнадцать лет, мне было не выстоять. Мои руки держащие пилум, направленный в его грудь слегка вспотели. Почему он не нападает? Переведя взгляд ему за спину, там, где валялись на полу остатки выбитой штурмующими двери, я сумел различить в полумраке помещения двоих детей и женщину. Дети испуганно жались к матери, которая закрывала их своим телом, выставив перед собой длинный кинжал.
Неожиданно, чуть в отдалении раздались громкие голоса и смех. Быстро стрельнув в ту сторону глазами, я увидел центуриона и пятерку триариев, шедших по площади и проверяющих тела павших бойцов. Теперь понятно, почему варвар не спешил нападать. Он боялся шумом привлечь излишнее внимание к своей семье, которая, судя по всему, единственной смогла избежать страшной участи, постигшей все остальное поселение. Он увидел их раньше меня и решил выждать. Убить меня он всегда успеет, а сокращать поголовье врага, имея все шансы привлечь к себе ненужное внимание остальных его товарищей не совсем разумно.