Альманах Felis №001
Шрифт:
Annotation
Felis — международный литературный независимый альманах, совместно выпускаемый издательством "Э.РА" и творческим объединением "Хранитель Идей".
В этом номере в разделе "Публицистика" представлен Александр Папченко; в разделе "Проза" — Геннадий Лагутин, Вера Синельникова, Михаил Акимов, Михаил Пегов, О.Т.Себятина, Леонид Старцев, Тамара Полилова, Татьяна Берцева и Орли Элькис; в разделе "Поэзия" — Алена Грач и Татьяна Стрекалова; в разделе "Литературоведение" — Рене Маори.
Публицистика
Александр Папченко
Автор о себе
Как
Проза
Геннадий Лагутин
Об авторе
Из цикла рассказов «Дед Валериан и я»
Вера Синельникова
Автор о себе
Акварели
Михаил Акимов
Об авторе
Консультант
Михаил Пегов
Автор о себе
Принципы Томаса Джефферсона
О. Т. Себятина
Об авторе
Баськины царапки
Леонид Старцев
Об авторе
Последний концерт
Тамара Полилова
Автор о себе
Посылка, или Жизнь после жизни здесь
Татьяна Берцева
Автор о себе
Узнать имя
Орли Элькис
Об авторе
Рождение мира
Поэзия
Алена Грач
Автор о себе
Дневники в рифмах
О встречах, с послевкусием абсента...
Татьяна Стрекалова
Автор о себе
Месяц Рай
Одуванчики
Вальс
Счастье
Леший
Литературоведение
Рене Маори
Об авторе
Мастер-класс «Художественный образ»
Об издателях
notes
1
2
3
4
5
6
Публицистика
Автор о себе
С чего это началось... Родился я, с исторической точки зрения, вчера, то есть в 1960 году, 4 октября. Мой отец — Иван Афанасьевич Папченко, мать — Лидия Даниловна Папченко, в девичестве Кондратенко.
Приютил нашу семью миниатюрный станционный поселок Янполь (ныне это поселок Привокзальный) Сумской области Украинской ССР, где, пожалуй, единственным значительным зданием в то время был железнодорожный вокзал. Янполь, нанизанный, словно бусина, на струну Юго-Западной железной дороги, терялся в перелесках, южных, уже разбавленных полями, отрогах Брянских лесов. Я «тарзанил» в этих перелесках, так как следить за мной было некому. Моя мама тяжело заболела туберкулезом, когда мне исполнился год, и ей приходилось подолгу лечиться. Отец оставил нас. И я жил с дедом. Но как он мог уследить за мной...
Однажды мы вернулись с прогулки, и деду стало плохо. Наверное, прихватило сердце. Уже стемнело, и – чтоб найти лекарства – дедушке, а видел он скверно, нужно было включить свет. А встать со стула он и не может. А я не могу дотянуться до выключателя. Дед смотрел-смотрел, как я прыгаю, и заплакал – старый и малый. Наша семья жила как-то привычно бедно. У нашей соседки, старушки, в домике был земляной пол, и это никого не удивляло. Телевизора у нас, естественно, не было. Было радио. Старинная радиола. По которому дедушка изредка слушал, как я теперь вспоминаю, «Голос Ватикана» или нечто в этом роде...
И вообще в поселке обитала некая религиозная христианская секта, в простонародье этих граждан называли баптистами, так вот я вместе с мамой посещал, так называемые собрания. Мне это казалось довольно скучным времяпрепровождением. Вместе со взрослыми я слушал читаемую вслух Библию – впрочем, это могло быть скорее Евангелие. Потом мы причащались, молились, на коленях...
Присматривать за мной было некому, и поэтому я с 1965 года жил в детдоме миленького и маленького городка Ахтырка.
Детдом. Всё в моем станционном детстве было шершавое и неровное — стволы деревьев, заборы, мебель — деревянный из струганных досок диван, лавка, даже посуда была щербатая. Поэтому, быть может, первое сильное эстетическое впечатление на меня произвело обыкновенное, в красный горошек, блюдце, и в нем горка наструганной на терке вареной морковки. Блюдце стояло на безупречно ровной, совершенно ровной, невозможно ровной, белой пластиковой столешнице. К слову, вареную морковку я ненавижу до сих пор... И как это все понимать? Ну не нравится мне она, зато так красиво смотрится на блюдце!
С 1967 года я жил и учился в школе-интернате города Шостка Сумской области Украинской ССР. Мама. Мама неподалеку, в тубдиспансере пристанционного поселка Воронежский. Это в десяти километрах от Шостки. И все-таки, наверное, из-за специфики её болезни, встречались мы не часто. Иногда я ей звонил. Иногда она мне. В таком случае дежурный по спальному корпусу выбегал во двор, и разносилось окрест: «Папченко, к телефону!» Как обидно, что в те времена еще не знали сотовых телефонов.
По просьбе мамы надо мной оформила опекунство Антонина Никитична Хвист. То есть я по-прежнему учился в интернате, а все выходные и каникулы проводил в районном центре Ямполь, у бабушки. Её семья заменила мне родную семью, насколько это вообще возможно. Помню, каждый понедельник я мчался на пятичасовую утреннюю электричку, чтобы успеть в интернат до начала занятий. Как сейчас вижу – туман. Мост через речку Ивотку. Мне казалось тогда, что так потерянно я себя никогда больше не буду чувствовать. Последнюю сотню метров я пробегал — улочка тянулась вдоль кладбищенского забора...
Когда мне исполнилось девять лет – умерла мама. Её похоронили на станции Янполь (пос. Привокзальный). Там очень маленькое кладбище. Миниатюрное...
...Преодолевая все попытки моих учителей русского и украинского языков и литературы – Ольги Ивановны Шуляк и Нины Ивановны Пасечник – обучать меня, я читал книжки. Да здравствует библиотека имени А. П. Чехова на Петуховке, пригороде Шостки! Кажется, я прочел там если не всё, то половину, это уж точно...
В 1974 году умер отец.
Моя интернатская кличка – Тапочек. И вообще интернат – чрезвычайно много для такой краткой биографии, как эта, и поэтому Бог с ним, оставим его...
...В 1977 году я окончил школу-интернат и поступил в кинотехникум города Ростова-на-Дону. Шестнадцать лет, первое большое путешествие, южная ночь, запахи остывающего асфальта, кондитерские ароматы «экзотических» фруктов... Впервые в своей жизни я брожу ночью по вокзалу с некоторой суммой денег в кармане, позволяющей, однако, чувствовать себя магнатом. В полусонном сознании, одуревшем от вокзальной толчеи, шума и ярких огней, реальность плавится, трансформируется в нечто неуловимо сказочное. Потом я догадался, что несколько часов был счастлив...