Альманах «Мир приключений» 1955 год
Шрифт:
Морской ветер натягивал серый полог тонкого моросящего дождя. Черный дым погребения вздымался тучами; пламя лизало безжизненные тела.
Викинги отвечали кормчему «Дракона» нестройным, диким хором, в котором едва различались знакомые слова:
По ней летит могучий конь, Он бел, как снег, онВетер загибал чудовищные факелы на дорогу, ведущую к пристани, и викинги отступали шаг за шагом.
Тебя он ждет, он ждет тебя, Готово место для меня.С драккаров звали тревожные вскрики рогов. Сомкнув строй, вестфольдинги уходили железным, могучим кулаком воинов, которые не боятся смерти.
Всеочищающий огонь шипел и рычал. Легкий прах погребенных уносился ввысь. Никто, даже Отец Вотан, не мог бы потушить пламенную гору, воздвигнутую ярлом Оттаром вместо Нового Нидароса в устьях реки Двин-о.
В ту тревожную ночь, когда колмогоряие пробовали сжечь драккары и под короткую носовую палубу «Дракона» заглядывали отблески пламени горящих расшив, к черпальщику свалился нож, потерянный одним из викингов. Черпальщик подобрал странную вещь, попробовал пальцем острие и увидал свою кровь. Эта вещь сама резала и колола.
Человек без имени и без речи был болен, но не знал этого. Ему стало трудно выполнять обязанности, о смысле которых он забыл. В его памяти навязчиво хранились лицо и фигура женщины, страшной жрицы. Она могла разрезать его грудь и достать кусок живого мяса. В ушах черпальщика звучал её голос. Сама она появлялась по ночам, а днем пряталась в дальнем черном углу под палубой, в основании шеи зверя. Он боялся этой белой женщины притягивающим страхом; он возненавидел всегда полную жидкости черпальню и черпало на длинной рукоятке. Такое тяжелое, тяжелое, зачем оно?..
Он брался обеими руками за медный ошейник, пробовал просунуть под него подбородок и, быть может, пытался что-то вспомнить. Для чего же этот жесткий обруч и откуда он взялся?
Жидкость из переполненной черпальни холодила босые ноги. Он не обращал внимания на комаров, которые густо сидели на его лице и на всех не прикрытых лохмотьями частях тела и язвили огрубелую кожу.
Эстольд заметил небрежность траллса. Черпальщик услышал непонятные звуки и почувствовал удары. Не боль — только удары. Кормчий «Дракона» заключил, что черпальщик износился. Слишком долго просидев на цепи под палубой, черпальщик сам превратился в дерево, тем закончив свой срок. Заменить его было некем.
«Дракон» спокойно отдыхал у пристани. Его кормчего, ближайшего помощника ярла, всецело поглощали трудности войны с биарминами. Угнетенный мыслью об уколе стрелой, Эстольд совсем забыл об отупевшем траллсе.
Черпальщик припрятал нож, зачем — он не знал. Он поглаживал лезвие, лизал железо. Холод металла и острота клинка напоминали не сознанию, а пальцам рук о свойствах ножа.
Во время стоянки у причала никто не пользовался неудобной черпальней под низкой палубой. Черпальщик мог бы вырезать вбитый в киль крюк, державший цепь на ноге, и скользнуть через борт не без надежды на успех. Так он мог бы поступить десять лет назад, быть
Когда и как он на это решился, он не знал. Он выздоровел и во-время выбрасывал жидкость за борт и ковырял ножом жесткое дубовое дерево. Сидя на корточках, он что-то бормотал. В тихих, как жужжанье шмеля, звуках голоса человека, сделанного зверем, вряд ли кто смог бы уловить сейчас ритмы песен светловолосой красавицы Гильдис.
Черпальщик точил днище «Дракона» с инстинктом мыши, которая грызет половицу без особого расчета. Когда ему казалось, что кто-нибудь может заглянуть под палубу, он прятал нож и замирал — скорченный и бесформенный кусок — не как человек, а как мышь, почуявшая запах кошки.
И всё же не совсем мышь… Чтобы пройти, он нуждался в круглой дыре и долбил дерево не сплошь, а канавкой, пытаясь описать окружность. Он узнавал глубину пальцем и точил древесину везде на одинаковую глубину. Потом он толкнет дерево и выскочит. И чем дальше он вырвется от драккара, тем лучше. Поэтому он протачивал не бок, а самый низ днища. Мешало толстое бревно киля — он дважды прорезал его.
Мелкие кусочки дерева и труха попадали в черпальню. Переполнявшая черпальню вода разливалась, мешала работать. Он опорожнял черпальню. О том, что кругом драккара вода, он не знал.
Из «Дракона» выбрасывали каменный балласт, и драккар поднимался. Затем он ушел глубоко в воду под тяжестью добычи. Черпальня быстро переполнялась и отрывала черпальщика от его дела. Добычи было очень много, траллс сидел в темноте; ему оставили ровно столько места, чтобы он мог размахнуться черпалом.
Глава двадцать вторая
Готовые к бою лучники и пращники стояли на палубах драккаров и на румах между гребцами.
Ещё поднимали якоря и не успели освободить заброшенные на пристань причальные канаты из китовых ремней, а уж надвигались Поморянские латники — их Оттар насчитал до пятидесяти — и спешили бездоспешные воины с дощатыми щитами.
Со звуком первых ударов кормчих в бронзовые диски в драккары и с драккаров полетели стрелы. Помня об отравленных стрелах, кормчие избегали никчемного состязания в меткости и спешили отвернуть от материкового берега. Вестфольдинги владели водой, на речных островах ниже пристани не было засад. Бессильные стрелы уже лишь на излете достигали «Дракона», отошедшего последним.
Предстоял долгий путь по пустынному Гандвику и вокруг северной оконечности земли фиордов. Викинги надолго спускали тетивы ненужных луков и прятали в колчаны неразбросанные стрелы. Пращники складывали в сумки ядра из обожженной глины. Несколько одиночек, особенно сильных и жадных до боя, ещё крутили над головами ремни и следили за полетом сорвавшегося в цель тяжелого яблока.
И биармины, как видно, были не сыты. Они преследовали драккары по берегу, мечтая поймать миг, когда струя поднесет поближе какую-нибудь черную звериноголовую вонючую лодью. Вдали пылал погребальный костер. Огню хватит ещё на полдня пищи — разрушенных поморянских домов.