Альманах «Российский колкол». Спецвыпуск №2, посвященный имени Мацуо Басё
Шрифт:
Я уже насмотрелся чужих смертей – глупых и преждевременных, когда безумная жалость разрывает тебе сердце. Казалось бы, что стоило природе отпустить этому умирающему ещё какое-то время? Ведь у человека есть столько недоделанных дел, обязанностей. А сколько хороших и добрых людей он огорчит своим уходом… И ни разу даже у самых глубоких стариков я не видел в глазах радости перед неминуемой встречей со смертью. Для любого, даже самого неизлечимого больного, уход страшен. Каждый из нас заслуживает уж если не бессмертия, то хотя бы какого-то продолжения жизни – без болезней, без страданий, без боли… Или я ошибаюсь?
Эти мысли обдумывались мной уже тысячу раз, и сейчас, когда я сделал первый шаг к бессмертию, казалось бы, должны оставить меня. Рубикон перейдён. А нет – снова они со мной. И от них привычно портится настроение и начинает болеть голова… Всё никак не могу отвыкнуть называть то, что осталось от меня, головой. Но ничего, привыкну, время есть…
Слышу, как кто-то пришёл к Свете, сидящей в соседней комнате. Она ещё не спит, потому что сквозь полуоткрытую дверь проникает приглушённый свет от настольной лампы и доносится тихая музыка из приёмника.
Кто это по ночам приходит в нашу лабораторию? Я этого не знал раньше. Прислушаемся…
– Тише ты! – доносится до меня голос Светы. – Я не одна.
– А кто тут ещё может быть? – голос мужской и очень знакомый, но я пока не узнаю его хозяина. – В двенадцать-то часов ночи!
– Ну, тут у нас такие дела творятся, – мнётся Света и подходит к двери лабораторного зала. Это я вижу по лёгкой тени на стене. – Там у нас мозг шефа, который мы извлекли и сохранили. А сам шеф умер. Ты же читал некролог на стене у входа.
– Да ну! – не доверяет голос. – Мозг… Пусти посмотреть.
– Нельзя туда проходить, – слабо сопротивляется Света, – там полная стерильность… Ну ладно, загляни одним глазком, но только отсюда.
В дверях появляется наш охранник Гриша, который всегда сидит у входа на первом этаже. Лицо у него удивлённое, и он настороженно разглядывает горку аппаратуры, потом переводит взгляд на мой импровизированный аквариум.
– И что, он там живой? – Гриша до конца не доверяет, и я чувствую, как ему хочется подойти поближе. – Он нас слышит?
– Наверное, слышит. Я не знаю.
– Давай проверим? Скажи ему что-нибудь, пускай он ответит.
– Не надо. Мы с ним уже общались. Давай лучше не будем туда заходить. От греха подальше…
Дверь закрывается, и я остаюсь в полной темноте. Не очень, конечно, приятно, когда о тебе в твоём присутствии говорят в третьем лице, но ничего не поделаешь. Я уже не тот «шеф», о кончине которого торжественно извещал некролог на стене у входа в нашу контору. Надо к этому привыкать. Но и на положении морской свинки быть не хочется. Всё-таки разные у нас со свинкой весовые категории.
Ничего не остаётся, как только прислушиваться к тому, что происходит за плотно закрытой дверью в соседнюю комнату.
Самое обидное, что в иной ситуации я мог бы выйти к Свете с Гришей, ведь ребята они неплохие, выпить с ними чаю, поболтать, а потом пойти домой и лечь спать… Но всё это уже невозможно, и главное, ничего не изменить. Одно только осталось – вслушиваться в то, что они делают, ведь даже окликнуть их я не могу. Компьютер работает в дежурном режиме, все системы, кроме жизнеобеспечения, выключены. Я могу, конечно, подать аварийный сигнал, чтобы вызвать Свету, но это их переполошит. Заверещит сирена, замигают тревожные лампы, но пока нет причины для этого.
– Слушай, – раздаётся за дверью приглушённый голос Гриши, – как-то и в самом деле неуютно у вас. Словно кто-то подслушивает наш разговор и подсматривает. Как какая-то нечистая сила, честное слово!
– И мне это кажется, – вторит ему Света. – Только это наш шеф, а не нечистая сила.
– Пойду-ка я, пожалуй, к себе на вахту. Там у меня спокойней.
– А мне что делать? После твоих слов я бояться начала…
– Пошли со мной.
– А если что-то случится с ним… ну, с этим мозгом?
– Да что с ним может случиться? Он уже заснул небось. Будем вместе приходить проверять.
– Пошли…
Но до самого утра меня никто не беспокоил. Может, кто-то и порадовался бы этому, только не я. У меня по-прежнему болела голова…
С утра в лаборатории переполох. Я и в той жизни не отличался миролюбивым характером, а тут почему-то вышел из себя и стал гонять всех, кто попадал под руку… Да, под руку, которой уже не было, но мне всё казалось, что она есть.
Я был зол на весь мир за то, что остался без своего больного несчастного тела, которое доставляло мне столько неудобств, но ничего лучше у меня не было. И потом, я уже достаточно долгое время привыкал к этой своей жизни – к болям, мучительным обследованиям в клиниках, тоскливым бесконечным ночам в больничных палатах. Мне тогда жить не хотелось, но всегда находились чьи-то услужливые руки, которые поправляли подушку, меняли капельницу, вытирали пот со лба, и желание поскорее умереть исчезало… Сейчас же у меня не было даже этого. Выяснялось, что не боль и не страдания мешают жить. А что – я и сам ещё не ответил себе на этот вопрос.
Когда все собрались утром, я на правах руководителя потребовал провести стандартные утренние анализы и результаты вывести мне на компьютер для ознакомления. Раньше такое сделали бы в считанные минуты, и подгонять никого не пришлось бы, а сегодня… Сегодня все с интересом поглядывали на Дрора, который хмуро кивал головой, когда я отдавал распоряжения, но никто подхватываться не торопился. Это было странно и неожиданно.
– Ну, не вижу огонька в глазах! – закончил я своей любимой присказкой. – Давайте, ребята, засучим рукава и вперёд.