Альманах «Удивительный космос»
Шрифт:
Мы влезли в тесную кабину.
— На Сухуми? — спросил инженер. — Вы не раздумали?
— Как договаривались, — сказал я.
Говоря так, я вновь перенесся на Муну, снова увидел серое море, низкие рваные тучи, Снежину, стоящую рядом, и свирепые волны, кидавшиеся к ее ногам.
Аэрокар поднялся в воздух и развернулся на юг, к Кавказу.
— Смотрите, — сказала Нина. — Звезда падает.
Близко от нас, прочертив золотую дорожку на фоне потемневшего неба, упал метеорит.
— Вестник чужих миров, — сказала Нина.
На
— Это не метеорит, — сказал инженер. — Это, наверно, спутник. Видите, сигнал.
— Подберем? — спросил я.
Инженер кивнул. Аэрокар пошел к месту падения тела.
— Ой! — сказала вдруг Нина. — А если это сигнальная капсула?
— Может быть, — равнодушно сказал инженер. — Только вряд ли. Их перехватывают на внешних планетах.
Нина смотрела на меня. И почему-то мне тоже захотелось поверить, что это сигнальная капсула, которая вернулась домой.
Нина была права. Сигнальная капсула покачивалась на волнах, и на крышке ее ритмично вспыхивал огонек. Капсула требовала, чтобы ее подобрали.
Аэрокар завис над самой водой. Я высунулся в люк и вытащил капсулу из воды. Она была тяжела и с трудом оторвалась от волн. Эта была точно такая же капсула, как та, которую мы запустили со Снежиной с Муны.
Положив капсулу на пол аэрокара, я посмотрел на Нину. Глаза ее были огромны, и в них сияло восхищение перед встречей с чудом, перед Необычайным. И это чувство, это волнение вдруг передалось мне.
— Ну что же вы ее не открываете? — спросила Нина.
— Зачем? — услышал ее вопрос инженер. — Мы ее отдадим в Сухуми на космопункт. Это их дело — вскрывать капсулы.
Нина смотрела на меня, ждала поддержки:
— Откроем, — сказал я. — Ничего не случится. Любопытно все-таки.
— Ты же знаешь, что этого делать нельзя, — сказал инженер. — Что у нее внутри? А если вирус попал? Чужой.
— Нет там никакого вируса, — сказала Нина. — Я знаю, что там.
— Что? — спросил инженер.
— Записка.
— Может быть, — согласился инженер. — Может, даже сигнал бедствия.
Нина не стала ждать. Она повернула крышку, положила ее рядом с капсулой.
— Как внутреннее отверстие открыть? — спросила она.
— Вы все-таки решили? — спросил инженер. — Ну, как хотите.
Он не оборачивался, смотрел вперед, где из синевы на горизонте вылезали розовые вершины Кавказских гор.
— Да, — сказала Нина.
Я показал ей, на какую кнопку надо нажать. Почему-то я ощущал странную слабость. Я знал, что этого не может быть, и в то же время понимал: это та самая капсула, которая догнала меня, вернула меня в прошлое, которое никуда не делось, которое рядом. И пусть Снежина забыла обо мне, пусть она сейчас за несколько тысяч километров от меня, — от прошлого никуда не денешься. Оно остается в тебе, как бы ты ни старался себя обмануть.
— Как жалко, — сказала Нина. — Капсула пустая.
— Нет, — сказал я. — Если в ней записка, то она находится
И я достал записку.
Нина положила мне руку на плечо, будто успокаивая, будто приобщаясь к чуду.
— Дай погляжу, — сказал инженер.
Я ничего не ответил, пока не прочел записку сам.
— Смотри. Все ясно, — сказал я. — Ошиблись адресом. Это отчет о затмении Юпитера, — на поясе астероидов. Сигнальные капсулы — один из видов связи между лабораториями. Затмение прошло восемь месяцев назад.
Нина смотрела в окно, на белые полоски пены, исчеркавшие синюю воду. Аэрокар пошел на снижение, огни Сухуми притягивали его.
…Я сказал, что мне жарко, и вышел покурить на веранду. Вечер в ресторане был испорчен, и я тому виной. Инженер не понимал, в чем дело, подозревая, что мы поссорились с Ниной и не хотим сознаться. Я курил на веранде. Толстые шершавые виноградные листья покачивались у самых глаз. Только самый наивный дурак поверит, что капсула за три года может преодолеть расстояние в девяносто три световых года. Только последний дурак…
Я спустился на улицу, заказал аэрокар и, не попрощавшись со спутниками, поднялся в воздух. Я летел на восток, к Памирскому институту, где работала Снежина. Я понял, что эти три года я шел к ней. Три года и три часа. Три часа лету от Сухуми до Памира в маленьком аэрокаре".
Девиз: "Память".
— Все, — сказал сам себе Павлыш. — Мы молодцы, хотя можно было бы написать лучше.
Павлыш улегся на койку с рассказом в руках. Прочел его, кое-где поправил. Теперь можно полностью отдаться редакторским обязанностям.
10
— Есть ли еще желающие сдать рукописи? — спросил Павлыш, заглядывая в кают-компанию.
— Неужели мало? — удивился Малыш. — Я думал, у тебя вся каюта завалена рукописями.
— Так и есть, — сказал Павлыш. — Но мы, авторы, можем потесниться.
— Знаешь что, — сказал Малыш. — Ты бы скорее выпускал альманах в свет. А то начнется торможение, забудем о литературном творчестве.
— И то верно, — сказал Лещук. — Читать нечего.
— Ну хорошо, — сказал Павлыш. — Если что еще будет, заносите ко мне в каюту. А я пока схожу к Бакову.
Старпом был на мостике.
— Алексей Иванович, — сказал Павлыш, — мне нужно тысячу листов хорошей бумаги.
— И не надейся, — сказал Баков.
— Вы же знаете: для альманаха.
— Бумаги осталось две пачки, а она всем нужна. Подходим к Земле, все пишут. И отчеты, и дневники.
— Я не спорю, — сказал Павлыш. — И отчеты, и дневники. Но, во-первых, бумаги больше, чем две пачки. В этом я не сомневаюсь. Вы были бы плохим хозяином корабля, если бумаги всего две пачки.
— Доктор Павлыш, — сказал Баков, — мы космический корабль, а не летающая канцелярия. Вместо чего вы предлагаете мне возить бумагу? Вместо ваших лекарств? Вместо запасных частей к Мозгу? Вместо зубных щеток?