Алмаз заговоренный. Подарок старой повитухи – 2
Шрифт:
– Странное имя.
– В те времена в купеческих семьях довольно распространенное. Кстати, она в 1919 году эмигрировала с мужем и двумя детьми в Англию, потом в Америку. Там сменила имя и фамилию. И затерялась. А сын Артемий то ли не успел, то ли не захотел. Но как-то устроился в новой жизни. При большевиках даже какую-то должность получил, благодаря своей грамотности. Он ведь городскую гимназию окончил. Был достаточно уважаемым чиновником в местной администрации. Тогда это райисполком называлось. Женился на девушке, которая работала там же секретарем-машинисткой. Появились дети. Сын Михаил и дочь Марьяна.
Вот
Сначала ехали по хорошей ровной асфальтовой дороге, потом свернули на просёлочную. И сразу почувствовали разницу. Пришлось сбавить скорость. По ней тряслись до грунтовой, где трясло меньше, зато хруст грунта под колёсами раздражал неимоверно. Если бы не качество дороги, можно было бы любоваться окрестностями и радоваться природе. Но когда тебя трясёт так, что ты подскакиваешь на полметра вверх и приземляешься на полметра в сторону, уже не до пейзажа за окном.
– Ты так уверенно едешь! Это тебе Марьяна Артемьевна так подробно расписала дорогу?
– Нет, конечно. Это мне навигатор так подробно расписал. Удобная штука.
– Неужели там все дороги расписаны? Даже вот эти – заросшие травой и затерянные в лесу?
– Расписаны не все! Но этого и не надо. Когда знаешь направление и видишь хотя бы пару путей, этого достаточно, чтобы не заблудиться. Дальше смотришь по обстоятельствам. А здесь пока всё просто.
Слава Богу, любая дорога рано или поздно заканчивается.
– Вот и Листвица, – объявил Грифанов, въезжая в деревню.
Поначалу она показалась совсем маленькой. Дома, утопленные в густые заросли черемухи, сирени и акации, создавали впечатление заброшенности и безлюдности. Но это оказалось обманчивым впечатлением. За этими зелёными, цветущими ширмами кипела налаженная жизнь. Бродили гуси и козы, протарахтел трактор, женщина в платке, повязанном назад, в платье и старом мужском пиджаке с засученными рукавами несла на коромысле вёдра с водой. У домика с надписью "Супермаркет", выкрашенного бордовой краской, на ящиках сидели и о чем-то спорили мужики.
Грифанов внимательно рассматривал названия улиц, не выпуская руль. По каким-то признакам решил, что пора свернуть направо. Проехали несколько кварталов и остановились у высокого дома, кричащего из зарослей сирени своей оранжевой опалубкой.
– Кажется, здесь…
Во двор вошли беспрепятственно – ворота были не заперты. Двор оказался несколько сумрачным. Высокая крыша прятала его от солнечного света. Мы немного постояли, ожидая, что кто-то выйдет навстречу, хозяйка или собака. Никто не вышел, и мы двинулись дальше. Справа невысокое крылечко вело в дом. Дверь была открыта и видны были бревенчатые сени всё того же сигнального оранжевого цвета.
Грифанов уже было занес ногу над первой ступенькой крылечка, но что-то заметил в конце двора. Я выглянула из-за его широкой спины. В противоположной стороне от входных ворот, в конце двора, другие ворота, чуть поменьше, приоткрывали дорогу к свету. Ну, в том смысле, что за воротами светило солнце. Ансар направился туда. Я за ним.
За воротами раскинулся большой участок с грядками, парниками и теплицей, возле которой копошился кто-то живой в обычной для такого места позе – наклон, вид сзади. Грифанов громко поздоровался. Я прыснула. А холмик синего казённого цвета зашевелился, начал расти, разворачиваться и, наконец, мы увидели невысокую, крепкую старушку в синем рабочем халате и садовых перчатках. На голове у неё была синяя трикотажная шапочка с надписью "I love Russia". В руках – садовый рыхлитель с коротким черенком.
– Комнаты не сдаю. Дом не продаю. Антиквариат не имею. Старинных песен не знаю. Чё ишшо?.. Милостыню не подаю… Но вы вроде не по этой части.
Хозяйка пошла на нас с разрыхлителем наперевес. Мы попятились, хотя страшно не было. Было смешно.
– Марьяна Артемьевна?!. – не переставая пятиться, спросил Грифанов.
– Она. А вы кто будете?
– Я писал вам. Грифанов из Москвы. Помните?
– Не помню.
Она продолжала двигаться вперёд, наступая на нас. Мы нехотя отступали. Жаль, конечно. Но что поделать? По всем приметам, у бабули маразм с большим стажем.
У самых ворот Грифанов обернулся:
– Я вам про Анну Витольдовну писал, вы же ей родня, кажется?
Марьяна Артемьевна остановилась возле крылечка и смотрела нам вслед. Услышав имя тётки Ансара, она подошла ближе.
– Так ты племянник Нодбеков, что ли?.. Гос-с-с-поди, я ж подумала – цыгане. Ты прям аккурат в их породу. Чисто барон ихний.
Ансар укоризненно посмотрел на меня. Во взгляде читалось: "Всё из-за твоей конспирации!".
– Ну, айдате в избу. Чё тут толчись?
В избе было чисто, уютно, светло. Оранжевые полы (хозяйка просто фанатка этого цвета!) блестели, отражая солнце, щедро льющееся в окна. На подоконниках пестрели глоксинии самых экзотических расцветок и форм. В углу стоял огромный горшок с высоченным столетником.
Бабка нырнула за занавеску слева от входа. Зажурчала вода. Похоже, там был водопровод. Вышла оттуда Марьяна Артемьевна умытой, без халата и шапки, в коричневом ситцевом платье в мелкий белый цветок. Милая деревенская старушка.
– Садитеся, где стоите… Сейчас чаем вас поить буду.
Она ушла на кухню, а мы нерешительно присели на старинный диван с высокой спинкой. Было странно. Собирались, маскировались, суетились, мчались… И вот теперь тишина… остановившееся время… яркий свет… Цветы на подоконниках… И мысли: "Чего суетились?… Куда мчались?… Зачем?..".
Я посмотрела на Грифанова. Он, кажется, тоже ожидал чего-то другого. Вспомнилась его решительность двухлетней давности, когда он собирался плыть за озеро в гости к уклеянам без приглашения. Да, примяла его жизнь. И, несмотря на то, что тогда мы сильно поругались, сейчас мне почему-то стало жаль его. На подлокотнике дивана лежала его рука. Я тронула её осторожно: