Алмазная цепь
Шрифт:
Как знал. Как чувствовал…
Поэтому внутренне готовился к отпору домыслов и недоверий. Вот сейчас, настал мой черед, от возмущения брызгать слюной в разные стороны и повышать голос.
– Я — как пионер-герой, готов ко всему, — гордо откинув со лба, воображаемую прядь белокурых волос возмутился я. — Но это не просто оскорбительно, это гнусно. Подвергать меня таким проверкам… Меня, до этого, поминутно рискующего жизнью… Делать из моих подвигов балаган? Да, это просто унижать меня, как офицера и… и… как гражданина…
Казалось, от возмущения и гипертонии, старичок вот-вот лопнет
– У нас имеется запись, как ты выгребаешь камни из отдельных ячеек, — еще чуть и апоплексический удар обеспечен. — Все на пленке отображено и показано… Ах ты, сученок, про подвиги свои вспомнил… — таращит выпученными глазами, ртом воздух гребет, после отдышавшись спрашивает. — Но, как ты смог обойти защиту?
Я не удостоил его ответа, на малозначительные вопросы. Скрестив на груди руки и выставив вперед правую ногу, я стал в красивую позу Чайльд-Гарольда «обиженной дворянской добродетели». Проблема затрагивала мое доброе имя, приходилось говорить по существу.
– Это видеомонтаж моих недругов, направленный на мою компрометацию и пачкотню светлого образа православного офицерства, — презрительно процедил я сквозь зубы и еще более красиво выставив ногу с вызовом спросил. — На кого работаете, товарищ генерал? Чей политический заказ выполняете? Отчего, подобными приемами подлого шантажа, стали бить по своим?
Вот же человек. Он только рассмеялся.
– Тебе писателем надо идти работать, желательно сказочником.
– Зачем это, — бестактно перебил я его.
Пусть скажет спасибо, что перебил только словом, а не, допустим, ломом. (Не правда ли, получилась весьма уместная для сложившейся ситуации рифма.)
– Слишком глубоко веришь в то, что говоришь и пишешь в рапортах. Я думаю, что тебя и детектор не раскусит. Ладно, — он пребольно стукнул меня по плечу. — Будем считать имеющуюся запись, досадной ошибкой наших инженеров.
После он потребовал у порученца, она же домработница: «Николай Степанович, ему чай, мне валерьянки». Выпили. Запахло лекарством. Что внесло в раскаленную атмосферу, легкие пасторальные тона, кухонных баталий коммунальной квартиры… Ох, молодость, молодость…
– Так-то оно лучше, — размяк я, после крепкого чая и душистого печенья. — А то, необоснованные намеки и подозрения. Зачем? Кто и чего, этим хотел достичь?
Он молчал, старался из последних сил, пытаясь демонически воздействовать на меня своим пронизывающим взглядом. У меня сложилось впечатление, что старик меня не пугал, просто у него была такая профессиональная манера разговаривать с потенциальным подозреваемым, оттого его личным врагом.
С моей стороны, ни каких обиды. Пусть смотрит… Пусть хоть дырку своими глазами во мне просверлит…
Вдоволь насмотревшись на меня, генерал понял, что этого бравого парня, такими переглядками не пробить, махнул рукой на неудачу и продолжил.
– Главного я тебе не сказал, — он отвел-таки взгляд. — После череды ограблений и нападений на ювелиров, сейчас все новые камни, свыше одного карата проходят специальную маркировку. Они нанесены…
Он осекся и рассмеялся… Глядя себе под ноги, проронил:
– Нет, как и где расположена микромаркировка, я тебе говорить
– С каких это пор бриллианты, предметы роскоши буржуазии, стали предметами, относящимися к народному добру? — возразил я, демонстрируя тайному и закаленному сталинисту твёрдые знания политграмоты. — Тем более камни, с нанесенными на них микрогравировкой и радиоактивной «черной» меткой…
Он даже не удостоил меня взгляда, правда посмотрел обиженно и даже презрительно… Очень презрительно… Слишком обиженно…
Я только сейчас заметил, что у него, под обоими глазами, разноцветными фиолетовыми радугами, светится по громадному фингалу. Возможно из-за его фиалковых взглядов, у меня и сложилось ложное впечатление грозы и угрозы.
– Иван Петрович, разрешите личный вопрос, — на этот раз он почему-то обиженно и слезливо кивнул мне головой, как бы ободряя, а я участливо поинтересовался. — Откуда синяки? Последствия инфляции демократических ценностей или все-таки бандитская пуля?
Генерал смутился, как, пардон, базарная баба.
Чувствовалось, что хотел он меня без лишних субординаций по-солдатски послать подальше. Да видно передумал, уж больно время сегодня непростое, люди вокруг нервные, чуть-что стреляют без особых на то оснований… Из-за сущих пустяков палят… Тем более, что до этого момента, в мой адрес и так прозвучало достаточно много оскорблений и неприятных критических намеков. Поэтому, чего ему со мной, контуженным спорить, он и начал рассказ…
– Ты понимаешь, незадача вышла. С Ленинградом-то у меня много добрых воспоминаний связанно. Скажу, что именно отсюда Судоплатов забрал меня к себе в свой аппарат… — он по-стариковки шамкнул губами и просительно спросил. — Может сигареточкой у тебя разживусь? Надо бы успокоиться, волнуюсь очень…
Он прикурил, только для него, случайно завалявшуюся сигарету глубоко затянулся и на самом деле волнуясь, продолжил.
– Решил я вчерась, проехать на общественном транспорте по своему старому маршруту… До своей бывшей службы на Литейном. Заглянуть, т.с. в Большой дом, — он снизил голос до шепота. — Работали тогда, как звери ни себя, ни других не жалели. Кровь из подвала и кабинетов следователей ведрами выносили.
Он опять глубоко затянулся, но видно переборщил, закашлялся и вытирая слезы, ни с того ни с сего начал смеяться. Мне от его зловещего смеха стало не по себе, уже не рад был что спросил. Получается, что ведра крови рассмешили его?
От души нахохотавшись, старичок продолжил.
– Еду. Народу в троллейбусе толпа. И без того жарко, а из-за набившегося электората, еще больше. Я стоял снизу, на ступеньке, т. к. подняться выше, было невозможно. Представляешь, у меня перед глазами маячила толстая, бабья задница… Был бы помоложе и внимания на это не обратил, а здесь… Гм… Кхе… Понимаешь, смотрю и вижу, что добротное, ситцевое платье у этой бабы, меж двух ягодиц затыкнулось и там застряло. Я, старый дурак, смотрел, смотрел и захотел помочь ей…