Алмазы Селона
Шрифт:
Шит смотрел на нее, и лицо его все больше мрачнело. Когда она высоко подпрыгнула вверх, разведя в стороны ноги, он уже знал, чем все закончится: его ребята, которых он только зря послал на верную смерть, с обеих сторон ухватят ее за пятки. Ее тело выгнется назад, а когда они, увлеченные за ней силой инерции ее тела, начнут валиться вперед, она прогнется еще сильнее, сложившись пополам, и убьет их своими маленькими жесткими кулачками — точными ударами в область сердца. И не успеть ничего исправить…
…Она мягко и ловко перекатилась по полу, встала на четвереньки и огляделась заплаканными
— Что, Шит, слабо? — засмеялся Анахайм.
Старый воин с таким невыразимым гневом посмотрел на него, что улыбка тут же сползла с лица Анахайма.
— Что случилось? — сменив тон, спросил он.
— Работа у тебя становится все более опасной, Остин, — сказал Шит. — Я думаю, клан разрешит мне уйти — как бы ты ни был нам нужен.
— Что?!
— Я не хочу находиться рядом с тобой, когда зеленоголовые придут по твою душу — и по мою тоже!
— Я просто развлекаюсь, Шит…
— А я работаю! Что ты делаешь, Остин? — Шит не глядя показал за свою спину, на Лавинию, которая уже снова стояла на ногах. — Дразнишь гусей, о которых ничего не знаешь?
— Да что за черт? — растерянно проговорил Анахайм. — Говори же ты яснее!
— Девочка обучена древнему боевому искусству. Она вошла в состояние транса, из которого ее сейчас очень трудно вывести, это установка на режим боя до собственной смерти. Ее сил хватит на двенадцать-тринадцать человек, а когда она истощит их все, она умрет на месте, и тогда я не завидую тебе, Остин. За ней придет зеленоголовый. Это смертник, давший обет отомстить. Если очень постараешься, ты убьешь его. За ним появятся двое зеленоголовых. Возможно, ты убьешь и их, но — потеряв много, уверяю тебя, очень много своих людей, потом придут трое, за ними четверо, пятеро… Короче, они уже не отвяжутся от тебя, пока не разрушат твою жизнь.
— Ты боишься? — в тревоге спросил Анахайм, пытаясь понять, правду ли говорит Шит.
— Я боец, но я не самоубийца. Мы никогда не связываемся с зеленоголовыми, это я усвоил еще с молоком матери.
— И что же мне теперь делать? Я не могу вернуть ее туда, откуда взял! Это будет расценено как трусость… как поражение…
— Сейчас усыпите ее капсулой со снотворным и немедленно проведите реанимационные мероприятия, чтобы вывести из транса. Подлечите хорошенько, а потом отпустите, здесь, на Порт-О-Баске. Но не в четвертую фазу луны, иначе зеленоголовые тебя не поймут, — нужно дать ей шанс выжить. Поторопись.
— Что это за зеленоголовые? — встревоженно спросил Анахайм.
— Передай охране: приласкать босого человека с бритой зеленой головой… — медленно и четко объяснил Шит. — И если ты увидишь его здесь, Остин, понимай так, что это начало твоего конца.
Анахайм только поднялся в свой кабинет и с мрачным видом уселся в кресло, как на мониторе появилось лицо Кито.
— Хозяин, для вас есть сообщение.
— Подожди… Как там наши аборигены? — Анахайму хотелось отвлечься от тяжелых мыслей.
— Блюют на столы.
Лицо Анахайма расплылось в широкой улыбке.
— Потом покажете мне запись. Дерутся?
— Два раза начинали, но мы пресекли. Думали, вы присоединитесь.
— Расхотелось. Что там у тебя?
— Одна ваша знакомая интересовалась вашими родителями.
— Неужели госпожа Регенгуж?..
— Совершенно верно, хозяин. Она посетила вашу мать.
— Как это — посетила? Вы что, разрешили им встретиться?
Лицо у Кито вытянулось.
— Вы не предупреждали, хозяин…
— Ладно, ладно, не предупреждал, — исподлобья взглянув на него, сказал Анахайм. — И что? Были проблески в сознании?
— Да нет, обычный бред… извините… Перескакивает с одного на другое… повторяет по нескольку раз. Они говорили в основном про кошек. Но госпожа Регенгуж один раз спросила про вашего отца и про вас…
— А что мать? — настороженно спросил Анахайм.
— Она даже не отреагировала, думала о чем-то другом.
— Брошки… были?..
— И брошка. Все, как обычно. Тоже совала гостье в руку, говорила, что алмазная, предлагала взять на память.
— Так и брошек не напасешься. Вы проверили?
— Буквально накануне все проверяли — ничего не нашли.
— Хорошо.
— Но была одна странность — когда госпожа Регенгуж ушла, ваша мать принялась петь.
— Петь?
— Петь.
— Скажи, — рассеянно и думая явно о другом, сказал Анахайм, — Эва ведь красивая?
Кито остолбенел. Каждый день службы у хозяина был для него тяжким испытанием, и сколько помощник Анахайма помнил, он всегда боялся таких вот невероятных вопросов, готовился к ним — но все равно попадал впросак. Вот и сейчас он чуть не брякнул: «Да ей лет сто!» Но Бог отвел, и секретарь сообразил судорожно кивнуть.
— Извините, хозяин, к вам рвется Яр, говорит, срочно, — прислушавшись к чьему-то монотонному гудению в наушниках, торопливо сообщил он.
— Давай его!
— Хозяин, вы предупреждали о человеке с лысой зеленой головой… — удивленно, словно сильно сомневаясь в достоверности полученного указания, заговорил начальник охраны здания, появившийся на экране. Анахайм смотрел, как у Яра дергается щека от нервного тика, полученного в результате недавнего ранения, и ему казалось, что у него самого сейчас начнется тик. — Мы засекли его в коридоре…
— Да говори же ты скорее, с-скотина! — закричал Анахайм. Он рванул воротник рубашки так, что ткань затрещала.
Охранник сильно заморгал глазами.
— Мы устранили его!
— Родил наконец… Где Шит?!
Тело зеленоголового лежало в комнате отдыха охраны на бильярдном столе и было накрыто простыней. Прибавив шагу, Анахайм опередил Шита, первым подошел к столу и, глубоко вдохнув, нервно сдернул покров.
Перед ним лежала женщина. Анахайм узнал ее, и ему по-настоящему стало плохо — голову дикой болью сдавил спазм. Женщина была босой, с наголо выбритой головой, выкрашенной чем-то масляно-зеленым. Глаза, в которых застыло глубокое горе, были широко раскрыты, красивые губы упрямо сжаты — словно перед смертью женщина сильно стиснула зубы. Прямо посередине лба у нее краснела маленькая дырочка. Это была Ютика.