Алтарь эго
Шрифт:
– Правда? Почему же?
– А что еще может сделать женщина, которая хочет сбежать с собственной свадьбы?
– Ах ты моя принцесса!.. А я-то спрашивала себя, почему ты наполовину свесилась из окна. Какая плохая девочка. – Она бросила скомканное платье свидетельницы на сливной бачок. – Персиковый – явно не мой цвет.
– Но, боже мой, Кейт. А как же Джулиан? – Я зарылась лицом в мокрые ладони. – Я его так люблю, но разве нет других способов это доказать? Если бы он заболел, я могла бы отдать ему свою печень… Какая же я предательница.
– Лгать самой себе. Вот настоящее предательство,
– Меня не тревожит свадьба, я просто не хочу замуж.
– У тебя отличная работа, отличный начальник, – тут Кейт подмигнула мне, – еще заряженный на полную вибратор, автомобиль, у которого не запотевает заднее стекло, и стиральная машина, которая затопляет кухню всего два-три раза в месяц. На хрена тебе муж?
– Не знаю, на хрена мне муж, но знаю, что сейчас мне нужно выпить, – сказала я. – Всего один глоток.
Одна двухлитровая бутыль – и все. Слезая с подоконника в тяжело постукивающих белых туфлях, я оторвала огромный кусок накрашенного ногтя. Сделала огромный глоток, словно только что из Сахары.
– А на тебе-то что, черт возьми, надето?
Единственное требование Кейт к одежде – огнестойкость. Сегодня ее бедра, напоминающие сардельки, втиснуты в штаны из каких-то натуральных волокон. Но не успела Кейт начать свою лекцию о поверхностном характере фэшн-индустрии и ее вредном влиянии на женщин, как дверь еще раз скрипнула.
В ванную вбежала Анушка, захлопнула за собой дверь, огляделась в поисках пепельницы, выудила мыло из мыльницы, закрыла крышку унитаза, села на нее, порылась в многокарманной сумочке в поисках сигареты, заглотила шампанского, забросила одну наголо выбритую ногу на другую и пронзила меня взглядом цветных контактных линз.
– На крайний случай ты всегда можешь развестись.
– Не будь дурочкой. – Кейт сняла очки в красной оправе. – У тебя нет пластыря? По-твоему, все выходит так легко, так быстро. Поженились-развелись, словно проехали остановку и вышли, – предостерегала она, роясь в шкафчике и натыкаясь на кремы от геморроя и грибка на ступнях. – Мужья – это гадость. Они засоряют водосток волосками, которые растут у них в носу, причем их у них больше, чем у линяющего Лабрадора. – Она нашла упаковку с пластырем. – Они оставляют капли мочи на фарфоре… Постуринальный синдром. А еще разбрасывают спички с ушной серой и ковыряют под ногтями во время любовной игры…
– Тебе-то откуда знать? – перебила я ее. – Ты ведь думаешь, что одновременный оргазм может гарантировать только страховая компания. Дай сигарету, Энни.
– Ты же не куришь.
– Теперь курю.
Кейт уселась на край ванны и замахала рукой, разгоняя сигаретный дым.
– Просто на мне какое-то проклятие лежит, что ли… Вот и все…
– М-да… уже десять лет прошло, Кейт, пора бы с ним расправиться, – ответила я ей.
– Успех разлагает мужчин, – жестко отрезала Кейт.
Она конфисковала у Анушки сигарету, затушила ее об эмаль ванной и бросила в сторону окна.
– Так всегда говорят некрасивые женщины, которым не удается потрахаться, – парировала Анушка.
– Должна тебе сказать, что некоторые мужчины считают меня даже привлекательной. – Кейт открыла упаковку с пластырем,
– Вчера старая дева – сегодня феминистка. – Анушка нарочито зажгла еще одну сигарету «Картье». – Я не хочу организовывать еще один девичник на День святого Валентина и не хочу, чтобы мне в голову снова пришла мысль о самоубийстве. Понятно?
С соседней улицы доносились звуки органа.
– О боже! – Голос срывался от переполнявших меня эмоций. – Так что же, черт возьми, мне делать?
– Беги! – приказным тоном сказала Кейт. – Попробуй сбежать. – Она пыталась вытащить меня из свадебного платья.
– Прекрати сейчас же!
Анушка вцепилась в немытые, светло-помойного цвета волосы Кейт, которая ударила ее так, что та отлетела в сторону. Феминистка и девушка из Клуба благородных девиц тянули меня за руки в разные стороны. Я сжималась и разжималась, словно гармошка. В таком виде нас и обнаружила моя мама. Она осмотрела мой обломанный ноготь, пучки ярко-рыжих волос, зацепившиеся за гвоздь оконной рамы, размазанную помаду, остатки шампанского и отклеившиеся ресницы, свисающие, как гусеница-самоубийца, с моего заплаканного лица с разводами туши.
– Что здесь, черт подери, происходит? – Ее глаза сверкали металлическим блеском. Накрашенные когти сжимали кружку пива. Брутус угрожающе рычал.
– Мама… – Я заглатывала воздух, словно рыба, бьющаяся о дно лодки. – Я… мне… нужно еще раз подумать… – выпалила я. – То есть не еще раз, а уже сто сорок второй раз…
– Что? – взвизгнула она. Ее голос был подозрительно похож на лай маленькой капризной собачонки. – Конечно, ты выйдешь замуж, Ребекка! – Словно ножом скребли по тарелке. – Ты прожила с Джулианом пять чертовых лет. Ты любишь его, не так, что ли? А любовь всегда заканчивается браком.
– Вот именно, – проворчала Кейт. – На этом она и заканчивается.
– Брак – это же естественное развитие событий, правда ведь? А потом дети…
– Боже мой, только потому, что мне за тридцать, все постоянно спрашивают, когда у меня родится первый ребеночек. Почему? Я же не спрашиваю, когда ты купишь себе памперсы, только потому, что тебе шестьдесят!
Я кусала губы. Еще один прекрасный момент общения матери с дочерью. Это так умилительно, что доводит до слез.
– Мне не шестьдесят! – оскорбилась мама, ее щеки втянулись: весь воздух ушел на то, чтобы надуть губы. – Это… – Она всхлипнула в шелковый носовой платочек, как героиня романа Джейн Остин. – …это твой шанс обрести счастье. Такое бывает только раз в жизни.
– Что за бред, мама? Мне тридцать два. У меня уже было такое счастье миллион раз… Но вообще-то, я всегда могу его бросить, если не будет клеиться секс.
– Глупая корова! Секс – не самая главная вещь в браке!
– Может быть, для вашего поколения. В смысле, если бы у тебя был плохой секс, ты бы даже и не заметила. Мы первое поколение ясен, которые поднабрались опыта до свадьбы. Мы делали то, лизали это. Мы знаем, чего нам будет не хватать…
– У тебя было так много секса? – осведомилась моя мама с кислой миной на лице.