Альтераты: миссия для усопших
Шрифт:
– Накрыть у тебя есть чем? – повернулась она к хозяйке.
Та как заворожённая следила за действиями подруги, то и дело вздрагивая от грохота, их сопровождавшего.
– Чего? – переспросила она.
– Накрыть кружки есть чем? – Дашка кивнула на две цветастые ёмкости, над которыми ароматными струйками поднимался пар. – Иначе плохо заварится…
Софья выдохнула:
– Синицына, ты заколебала уже! Нормально всё заварится! Чего ты Пашке сказала-то?!
Синицына выразительно замерла, неуклюже вытянув шею, из-за чего стала походить
– Сказала, что занята: уроки у меня и на репетицию опаздываю.
Она исподлобья посмотрела на подругу: округлившиеся глаза, открытый рот, из которого торчит кусок недоеденного пирожка, на носу назревший до красноты прыщик, остановившийся взгляд. Ещё, понятно, что остановился он на ней, Дашке. При чём, с выражением полного и бесповоротного сочувствия.
– То есть к тебе подошёл парень, по которому ты сохнешь с шестого класса, позвал тебя в кино, а ты сказала, что у тебя, блин, «уроки», и отказалась? Так? – Дашка виновато кивнула. Соня с шумом проглотила пирожок. – Синицына, ты вообще нормальная?
Софья подперла голову, по-прежнему не сводя недоумевающего и сочувствующего взгляда с подруги.
– Сонь, мы все-таки с тобой по-разному смотрим на эти вещи, – начала было Дарья давно заготовленную фразу. Но та икнула и развела руки:
– Да знаю я все, по-идиотски ты на них смотришь, понимаешь? Чего тут такого? – Дашка молчала. – Ты же не во времена своих менуэтов и сонатин живёшь! А во времена рейва и инди-рока… Чуешь разницу? Там, – она показала куда-то за окно, – менуэты, а здесь, – она легонько постучала ладонями по столу, – современная жизнь, понимаешь? Ж-И-З-Н-Ь!!! И в ней есть кино, концерты, мобилки, парни. С ними можно разговаривать, гулять без опасения быть сожжённой на костре.
Дарья села напротив, тяжело вздохнула.
– Конечно, ты права, – она посмотрела в окно, – я – старомодная дура…
– Старомодная – согласна, на счёт дуры – я этого не говорила, – на всякий случай поправила Афанасьева.
– Хорошо-хорошо, это я говорю, что я – дура. Но он подошёл ко мне, и я как-то растерялась… Не знаю, как оно у меня вырвалось – про учёбу и репетиции… Я всё время кручусь между школой, музыкалкой и репетиторами… и вот, как-то вырвалось.
Софья с сомнением и жалостью посмотрела на подругу. Вот же незадача: и умница-отличница, и талантище, и человек хороший, и симпатичная, даже симпатичнее её, Сони, вон волосы какие блондинистые и без всякого мелирования. И очки ей идут. Но вот совершенно не приспособленная к жизни. Как она будет без неё, без Соньки, то есть? Ещё поступит в эту свою консерваторию, и всё, умрёт за нотами нецелованной… Правильно Лерка говорит: Дашку надо брать на поруки, и по рукам ее по рукам.
– Ладно, не хнычь, – примирительно пробормотала она. Кухня окончательно утонула в сизых сумерках, и смотреть друг на друга в потёмках становилось всё труднее.
За окном начиналась метель. Мутная взвесь извивалась, скручивалась в кольца, тоскливо и жалобно подвывал ветер. Словно острые
Соня достала из шкафчика серые свечи, перевязанные грубой бечевкой, зажгла их. Покапав горячий парафин на дно старенькой алюминиевой кастрюли, установила в неё свечи.
Всё ещё обдумывая что-то, взяла кружки, от которых шёл тёплый пар и разливался аромат цитруса, поставила на стол. Дашка сразу потянулась к своей любимой, которую она же и подарила – ваниль с шоколадными нотами-восьмушками на стройном нотном стане.
– Что-нибудь придумаем.
– Что? – вздохнула Даша с отчаянием в голосе.
– Ну-у. Я приглашу его с Витькой в кино. Возьму тебя. Сходим вчетвером. Потом он тебя до дома проводит, как настоящий кавалер, а там уже, может, ты и перестанешь за уроки бросаться как в спасательную шлюпку…
Дашка хохотнула. Но в тусклом отсвете выглядела при этом ещё более несчастной.
– Слушай! – Соня наклонилась над столом. – Предлагаю выяснить вновь открывшиеся обстоятельства в ходе сегодняшнего гадания… Ты со мной?
В подъезде гулко хлопнула дверь. Послышались торопливые шаги на лестничной площадке.
Соня посмотрела на часы: почти шесть, скоро мама с работы вернётся.
– Пойдём, я тебе что-то покажу…
Она схватила кастрюльку со свечами и, проплыв мимо заинтригованной Дашки, скрылась в полумраке коридора.
Квартира у Афанасьевых была небольшая, хоть и «трёшка», но в старом доме, с довольно странной, неудобной планировкой. Кухня выходила в длинный узкий коридор, на котором смыкались всё выходы из всех помещений: входная дверь, ванна и туалет, и традиционная в таких домах кладовка – с одной стороны, три двери в жилые комнаты – с другой.
Если бы ещё эти самые двери оказались со стеклянными вставками, было бы, наверно, уютнее, особенно сейчас – вечером, с отключённым электричеством и занимавшейся за окном непогодой.
Осторожно двигаясь за подругой, Дарья невольно представила себя в древнем заброшенном замке – узкий проход, темнеющие проёмы комнат, тревожное поскрипывание паркета, и худенькая девушка со свечой впереди. В довершении картины Соньке не хватало длинного, в пол, платья.
– Ты чего там плетёшься? – прошептала подруга.
– Тут я… А ты чего шепчешь? – так же тихо отозвалась Даша. Афанасьева хохотнула чуть громче, но тоже не в полный голос:
– Не знаю, всё так торжественно… Смотри!
Она отошла немного в сторону, подняв высоко свою кастрюльку со свечами и позволив Даше оглядеться.
Они оказались в спальне родительской спальне: тяжёлые шторы плотно задернуты, широкая кровать с массивным изголовьем в виде распустившейся лилии, мерцающие в свете свечей бра. Слева от входа, у стены, ловило отражение двух девчонок громоздкое трюмо с овалом центрального зеркала.
– Класс, правда? – восторженно хвасталась Соня. – На Новый год себе купили обновку… Круть, да?
Дашка зачарованно кивнула.