Аляска, сэр!
Шрифт:
– Пожалуй, ваши опасения не напрасны, Алекс, – задумчиво, как бы размышляя вслух, проговорил Уильямс. – Что ж, тогда мы с Майклом готовы сопровождать вас в этой поездке! – Он выразительно глянул на приятеля, и тот утвердительно кивнул.
Переведя слова американца Чучанге, Воронцов сказал:
– Благодарю за поддержку, Уильямс, но я сомневаюсь в целесообразности шага, который вы собираетесь предпринять ради нас. Почему? Извольте, объясню… Во-первых, два всадника – это просто путники, а четыре – это уже вооруженный отряд, который может быть воспринят гуронами как угроза. Во-вторых, ваши нарраганзеты слишком медлительны, и если гуроны станут преследовать нас на мустангах, вам от них не уйти. В-третьих, вы готовитесь к серьезной экспедиции по обследованию Скалистых гор, и я не вправе подвергать вас неоправданному риску. Поэтому позвольте выразить вам еще раз свою признательность за предложенную помощь, но я, вы уж не обессудьте, вынужден от нее отказаться.
– Вы, Алекс, – неожиданно вспылил Майкл, – вправе распоряжаться только своей жизнью и жизнью вашего напарника! Но у вас нет никакого права обвинять нас с Уильямсом в трусости!
– Я и не обвинял вас, Майкл, – мягко улыбнулся Алексей Михайлович, – ибо глупо было бы обвинять в трусости людей, решившихся покорить неприступные Скалистые горы.
– Не горячись, Майкл! – одернул приятеля и Уильямс. – Алекс и не думал подозревать нас в трусости. Он всего лишь предупредил о риске нарваться на неприятности в предстоящей поездке и сделал это, кстати, весьма деликатно и аргументировано.
Майкл послушно смолк, однако по его лицу было видно, что он все еще негодует.
«Безумно храбр, но именно безумно, – отметил мысленно Алексей Михайлович. – Не терпит ни малейшего сомнения в собственной неустрашимости. Качество, достойное уважения, но в определенной ситуации и опасное, ибо непредсказуемое».
– И все-таки, Алекс, – спокойно продолжил меж тем Уильямс, – я настаиваю на своей просьбе сопровождать вас с Чучангой в вашей грядущей поездке и посему вопрос о нашем с Майклом участии в разведке прошу считать решенным. – Он вопросительно уставился на графа в ожидании его последнего, решающего слова.
– У нас в России в таких случаях говорят: «Без меня меня женили», – вздохнул Воронцов. – Но раз вы настаиваете, господа, прошу приступить к подготовке к походу немедленно. Выезд группы назначаю на утро завтрашнего дня, – по-военному четко распорядился он.
– Слушаюсь, мой генерал! – вытянувшись по стойке «смирно», зычно отрапортовал вмиг засиявший Майкл.
– Похоже, недаром ты служил волонтером в отряде генерала Рикорда, – рассмеялся Уильямс.
– Не мешало бы и некоторым другим пройти эту школу, вместо того чтобы протирать штаны на университетских скамьях, – заносчиво ответил тот.
– Каждому свое, Майкл. Каждому свое… – философски ответил ученый.
Ранним утром разведывательный отряд из четырех всадников прибыл к вигваму вождя, возле которого уже толпились все жители селения, пожелавшие проводить храбрецов в дальний и наверняка опасный поход. Рядом с Яндогой стоял сагамор Минненоты. Лицо его хранило полную непроницаемость, однако живой блеск черных глаз выдавал удовлетворенность происходящим.
Майкл посоветовал приторочить ружья к седлам так, чтобы можно было быстро взять их в руки, и все последовали его совету. Кучум возбужденно повизгивал в предвкушении скорой поездки с хозяином, но тот неожиданно скомандовал:
– Лежать, Кучум! Жди!
Пес послушно лег на землю, вытянув передние лапы и положив на них умную морду. Алексей Михайлович, увидев его глаза, полные невыразимой тоски, не выдержал:
– А может, Чучанга, все-таки возьмем Кучума с собой? Мне кажется, его острое зрение и отличное чутье могут нам пригодиться.
Индеец благодарно посмотрел на графа, ибо и сам с несказанной болью в душе переживал предстоящую разлуку с верным другом. Кучум же, услышав свою кличку, тотчас насторожился, вскинул голову и навострил уши.
– Кучум, ко мне! – приказал Чучанга.
И пес, одним рывком вскочив на все четыре лапы, тут же радостно завертелся вокруг кобылицы хозяина.
– Вперед! – подал команду Алексей Михайлович, и отряд двинулся в путь, сопровождаемый ободряющими возгласами провожающих.
Маленький отряд ступил на землю Великой прерии. В места, где человеческий глаз почти не встречает деревьев, холмов и оврагов. Одна лишь степь, словно зеленое море, убегает в безбрежную даль. И только слева виднеется вдали горная цепь, вершины которой упираются в белые облака…
Люди и лошади словно плыли по зеленым волнам пышно разросшейся густой и пестрой травы, насквозь пропитавшей воздух ароматами степных цветов и растений. Высоко-высоко в бледно-голубом небе мелькали черные точки: это степные коршуны парили в поднебесье, зоркими глазами высматривая с огромной высоты добычу.
Ехать решили на северо-запад, не теряя из виду Скалистых гор, по территории дакота, чтобы после пересечения условной границы Канады повернуть, как договорились с сагамором Минненоты, на восток.
– Надо же, – не сдержал удивления Майкл, – как вымахала в прерии трава всего за какую-то неделю! Вон даже Кучум теперь трусит позади нас, хотя раньше всегда резво бежал впереди.
Всадники дружно обернулись. Действительно: пес смиренно бежал за отрядом по проложенной лошадьми в высокой траве борозде.
– Чему же ты удивляешься, дружище? – рассудительно заметил Уильямс. – Просто Кучум – умная собака. Видит, что трава вымахала по лошадиное брюхо, вот и не хочет утонуть в ней, ничего не видя перед собой.
– Кучум, друзья, еще сгодится нам, я уверен. Только в свое время и в другом месте, – пророчески обронил Воронцов.
Спустя сутки пейзаж стал постепенно меняться. Посреди травяных просторов начали появляться островки молодых дубков и орешника, а к вечеру они и вовсе сменились небольшими рощицами, по опушкам которых протекали многочисленные ручьи.
– Судя по приметам, которыми с нами поделился сагамор Минненоты, завтра мы должны пересечь канадскую границу и углубиться уже во владения племени гуронов, – произнес Алексей Михайлович, и в голосе его явственно прозвучало беспокойство.