Алые Евангелия
Шрифт:
— Я не собираюсь бросать тебя здесь, Норма. Что бы ни случилось, я…
Глаза Ланы распахнулись, и на ее лице промелькнуло смущение; затем оно рассеялось, и Лана спросила: — Ну все?
Гарри вздохнул. — Ага. Спасибо, Лана. Ты была великолепна.
— Без проблем, — ответила она, часто моргая. — Лишь бы она не планировала перебраться в меня на постоянную.
— Не собирается.
— Она мертва? А то я начинаю психовать, когда во мне мертвяки.
— Она жива, — ответил Гарри. — Пока.
— Ох, Дэйл? — сказала Лана.
— М-м-м? — сказал Дэйл.
— В следующий раз скажи мне, что, блядь, тебе нужно сделать, прежде
* * *
Норма пришла в себя от боли: в голове, животе, спине, ногах, она чувствовала каждый удар.
— Подними ее на ноги, Феликсcон. Да побыстрее. У вас есть дела в городе. Пора положить конец этому смехотворному режиму. И чем быстрее, тем лучше, пока они еще спорят друг с другом. Поднимай ее, а если она не может идти, то неси.
— Но Хозяин, не лучше ли просто убить ее? — сказал Феликссон.
Жрец прервал свои приготовления и устремил свой ледяной взгляд на Феликссона. Не произнеся больше ни слова, Феликссон преклонил голову несколько раз в знак извинения и подошел к все еще окровавленной и покрытой синяками Норме, затем наклонился вплотную к ее лицу и произнес тихий монолог. Норма почувствовала зловонное дыхание изо рта Феликссона, что послужило для нее дополнительной издевкой ко всем ее многочисленным травмам.
— Я знаю, что ты слушаешь меня, черная манда. Не знаю, что ему от тебя нужно, но я не намерен тащить тебя до самого города, поэтому собираюсь немного облегчить жизнь нам обоим. Я не могу исцелить тебя — у меня нет такой силы, — но я могу дать тебе Эпоидический Опиат. Он на время избавит вас от боли.
— Он… лишит… меня разума? — пробормотала Норма сквозь кровь во рту.
— А тебя это волнует? Бери что предлагают и будь благодарена.
Он на мгновение отвел взгляд, чтобы убедиться, что за ним и его Эпоидией никто не наблюдает. Все в порядке. Жрец продолжил свои приготовления — какое-то заклинание, тогда Феликссон начал бормотать себе под нос собственное. Он был хорош; она должна была отдать ему должное. Она чувствовала, как опиат распространяется по ее телу, а его тепло устраняет все следы боли.
— Этого должно хватить, — сказал он.
— О Иисусе, да.
— Только не забывай время от времени стонать и всхлипывать. Тебе должно быть больно, помнишь?
— Не волнуйся, я устрою ему хорошее шоу.
— Поднимайся! — затем прокричал Феликссон, схватил Норму за руку и поднял ее на ноги.
Норма испустила серию вскриков, перемежающихся с проклятиями, но на самом деле заклинание было настолько сильным, что избавило ее даже от проблем, не вызванных демоном: артрит, скованность, общая боль, вызванная самим процессом существования — все исчезло. Она чувствовала себя лучше, чем когда-либо за последние годы. А что если Эпоидия только скрывала проблему? Она с радостью бы жила в таком одурманенном состоянии так долго, на сколько возможно. В следующий раз, когда она окажется с ним наедине, она попробует попросить его научить этому трюку, чтобы она могла снова воспользоваться им, когда закончится действие текущего.
Затем ее мысли обратились к Гарри и его банде Сошедших [27] . Норме не нравилась сама мысль о том, что кто-то из них, будь они друзьями или нет, отправится в это безотрадное место ради нее. Но она знала, что Гарри
— О чем ты думаешь, женщина?
Пришел вопрос от Сенобита.
27
отсылка к Harrowing of Hell, анг. — "Сошествие во ад"
— Просто обхаживаю свои раны.
— Раны, которых не чувствуешь?
— Я не…
— Я не выношу неубедительной лжи. Я знаю, что он сделал, — произнес жрец, указывая угловатым пальцем на Феликссона. — Зарубите на носу, это касается вас обоих, что я всегда рядом, даже когда вы вне поля моего зрения.
— Но, Господин…, — пролепетал Феликссон голосом, ослабевшим от страха.
— Ты разочаровал меня, Феликссон. А ты, — обратился Сенобит к Норме, — ты можешь прекратить изображать жалкое ковыляние. У нас впереди долгий путь. Чумной туман теперь поджидает нас в четверти мили от городской черты. Он загонит проклятых с улиц в домах, если они у них есть.
Норма почувствовала, что демон отводит от нее свой пристальный, и, когда он отвернулся, Феликссон прошел мимо нее.
— Черт бы тебя побрал, — прошептал он ей. — Держись позади меня и возьмись за мое плечо. Если ты отстанешь, я не буду ждать тебя.
— Тогда я обязательно вцеплюсь покрепче, — ответила Норма.
* * *
— Отче наш. Как же я ненавижу это захолустье, — сказала Лана. Она с отвращением оглядела пейзаж — холм, поросший деревьями и кустарниками черного цвета. Трава, где она вообще росла, была белой, а грязь, в которой она росла, была еще чернее, чем узловатые ветви деревьев.
Гарри внезапно остановился и насторожился, навострив уши. Группа замолчала, пытаясь различить звуки, встревожившие Гарри.
— Это что, крики? — спросил Кэз.
— Мы в Аду, — заметила Лана.
Призывая своих попутчиков по аду к тишине, Гарри поднял руку вверх, а затем начал взбираться по ближайшему склону. Добравшись до вершины, он был поражен открывшимся на горизонте зрелищем.
— Иисусе, — пробормотал он. — Такой… огромный.
— Чё там у тебя? — спросила Лана, взбираясь следом за ним. — Ух ты… это…
— Туман? — спросил Дейл, заканчивая вопрос за Лану. — В Аду?
— Он движется, — сказал Кэз, едва его голова показалась над склоном, открывшееся зрелище заставило его замереть на месте. — И быстро.
— Куда движется-то? — спросила Лана.
— Никуда. Посмотри, — ответил Гарри.
Город, окутанный туманом, выглядел необозримым, его здания были гораздо более элегантными и величественными, чем ожидал Гарри. Со всеми его куполами из белесого камня и площадями с колоннами — это явно был адский Рим. Город был возведен на многочисленных холмах, почти две трети которых полого поднимались вверх, демонстрируя ярус за ярусом безупречных строений. Деревья были аккуратно рассажены так, чтобы их суковатая темнота контрастно выступала на фоне полированной красоты зданий, вокруг которых они росли. Однако, даже самые скромные здания на склоне затмевали эти деревья. Без сомнения, архитектор города был очень прозорлив. Ничто в Риме, даже ни в одном из величайших городов мира, не могло сравниться с воплощенным здесь великолепием.