Алые крылья. Трилогия

Бессонов Алексей Игоревич

– Пол, – вмешался Хикки, видя обиду на лице женщины, – прекрати. Ты все усложняешь. А вы, мэм комиссар, прекратите говорить загадками. Что там с Циммерманом, о чем вы нам тут голосите? Кто его напугал?

– Вряд ли он испугался Шанцева. Хотя… я думала и над этим. Шанцев совещался с людьми из “ИТ”, и они, по-моему, приняли какое-то решение. Не исключено, что для Циммермана оно может быть очень неприятным. Тем более, – Леа чуть понизила голос, – сегодня утром.

– Ах, сегодня утром, – понимающе закивал генерал. – Ну, сегодня утром, оно конечно, как же. Куда ж тут деваться –

утро, понимаешь ли. А шеф Циммерман в курсе того, что он не имеет права задерживать – я уж не говорю об аресте – офицера Службы Безопасности без санкции как минимум планетарной резидентуры?

– Никто уже не говорит о задержании. У меня сложилось такое ощущение, что вся ситуация кардинально изменилась. Причем не в его пользу… Он не просит, он умоляет о встрече. Без прокуроров, без адвокатов, без ничего. Он так и сказал: “Я хочу только поговорить, ничего больше. Это не займет много времени”.

Хикки задумался. По большому счету он мало чем рисковал. Даже если Ной решил устроить ему такую глупую и примитивную ловушку, он ничего толком не добьется. Ирэн мгновенно устроит шум, а расстроенные нервы Этерлена подтолкнут его на контакт с Дедом. Много времени на все это не потребуется. Может статься, в камере он успеет только пообедать…

– Ну, ладно, – решительно кивнул Хикки, – когда? Сейчас?

– Хик, не валяй дурака, – угрожающе начал Этерлен, но тот раздраженно махнул рукой:

– Пол, можно я сам буду вытирать себе задницу? Ты лучше свяжись с Ирэн и передай ей, чтобы она готовила адвокатов и выдвигалась с ними под двери полицейского управления. Если что – пусть идут в атаку. Денег на внесение залога у нее хватит в любом случае.

Этерлен стиснул губы и покачал головой. По его глазам Хикки видел, что он готов взорваться.

– Если случится это самое “что”, – мрачно заявил он, – я сам пойду в атаку. Без всяких адвокатов.

Минуту спустя Хикки занял место в салоне полицейского коптера. Машина поднялась в воздух. Хикки поглядел в иллюминатор и увидел, как Этерлен, яростно размахивая руками, орет что-то Лоссбергу, высунувшемуся из кабины катера.

– Никогда больше не говорите с генералом Этерленом в таком тоне, – сказал Хикки комиссару Малич. – У него не в порядке нервы, это понимать надо. Да и вообще, он вам не мальчик. Он, черт возьми, боевой генерал, находящийся, что называется, “при исполнении служебного долга”, и полномочия у него сейчас – беспрецедентные.

– Разве я сказала что-то не то? – изумилась в ответ Леа.

– То, все то… только не надо с таким напором. Я понимаю, что за годы работы с преступниками у вас выработалась профессиональная привычка говорить с нажимом, но надо же понимать, как с кем разговаривать. Ему ваши привычки – до фонаря. У него есть своя привычка – он сперва стреляет, а потом уже спрашивает: “Кто там?” Вам понятно?

Он замолчал, недовольный собой. С одной стороны, ему и самому не слишком-то понравилась сегодняшняя манера Леа вести разговор, с другой стороны, ему не хотелось одергивать эту симпатичную женщину с такими молодыми глазами. Тем более учитывая тот факт, что она была намного старше его самого. Но брезгливое недоверие к полиции,

переросшее сейчас в отвращение, оказалось сильнее.

Комиссар, похоже, разобралась в его мотивации. Она ободряюще стиснула его ладонь своими сильными пальцами и улыбнулась.

– Я больше не буду, ладно?

Это прозвучало настолько по-детски, что Хикки не удержался от ответной улыбки.

– Забыли… – сказал он. – Просто я не люблю Циммермана.

– А я?

Шеф полиции самолично распахнул перед ним дверь своего рабочего кабинета. Хикки не удостоил его рукопожатием. Почти весь полет он был погружен в психотренинг и теперь мало походил на самого себя. В кабинет Циммермана вошел прямой, как меч, человек с высокомерно поджатыми губами и преисполненным холодного бешенства взглядом. Не дожидаясь приглашения, Хикки уселся в кресло возле окна – причем уселся так, чтобы шефу было хорошо видно, что из-под плеч гостя торчат две рукоятки мощных излучателей, – и достал сигару. Сейчас его не узнала бы родная жена.

– Я очень рад, что вы нашли время навестить меня, – на Циммермана спектакль определенно произвел впечатление. – Я хотел бы сказать вам несколько слов…

Хикки поднял на него свои голубые глаза, в которых сейчас мелькали искорки непритворной ярости, и неторопливо кивнул. Он знал – рот ему раскрывать еще рано.

– Я впервые оказываюсь в такой ситуации, – шеф полиции сел за стол и нервно потер руки. – Меня еще никогда не таскали за шкирку, как нагадившего щенка… Мне пятьдесят лет, – неожиданно заявил он, поднимая взгляд на по-прежнему непроницаемого Хикки, – и я всегда считал, что делаю то, что должен делать. Мне часто мешали… но еще никогда со мной не было такого.

– Вероятно, вам напомнили, что шеф полиции тоже обязан подчиняться имперским законам? – перебил его Хикки, теряясь в догадках, о чем он блажит.

На щекастой физиономии Циммермана вдруг появилась краска. Он выпрыгнул из-за стола и забегал по огромному кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Хикки казалось, что узкие глазки шефа сейчас вылезут из орбит. Ему это нравилось, даже очень. Можно сказать, он наслаждался происходящим, но до сих пор не понимал, кто же подарил ему билет на такое чудное действо. Неужели люди из “ИТ” сумели найти нечто такое, от чего самовлюбленный невротик Ной запрыгал, как резиновый? Хикки уже много раз говорили, что у нового шефа полиции не все в порядке с самооценкой – попросту говоря, она у него находится на столь высоком уровне, что иногда у его сотрудников появлялось ощущение, будто они имеют дело с избалованным ребенком. Теперь он наблюдал все это воочию.

– Я, мастер Махтхольф, не лейтенант какой-нибудь, – признался шеф, немного придя в себя. – И я не могу позволить, чтобы меня, криминаль-комиссара территории Портленд, совали носом в дерьмо! И из-за чего?

– Да перестаньте вы скакать, – снова перебил его Хикки. – Прямо как мячик на веревочке… Из-за чего? Вы не знаете, мастер криминаль-комиссар? Может быть, это я должен вам сообщить?

Циммерман утих. Он молчал минуты три – у Хикки даже появилось желание уйти отсюда, но тут шеф заговорил – голосом очень обиженного ребенка.