Алые снега

Туманова Зоя

— Подожди! Смотри!

Вдали, в темном провале среди нагромождений натечного льда, блистала тускло-фиолетово светящаяся полоска.

— Лавина! — Артем чуть шевелил задеревеневшими на морозе губами.

— А почему свет?

— Обычное дело. Частицы снега движутся с большими скоростями, приобретают электрический заряд.

— Не это ли Димкино открытие? Артем пожал плечами. Летящая лавина светит слабо. А Димур, если судить по уверенной этой лыжне и еще по тому, что его до сих пор не нагнали, был недостаточно болен для ошибки таких масштабов.»

Значит,

веря в свою правоту, взвесив значение слов, Димка пожелал Артему «успешной карьеры»?

Карьера! У Артема четыре научные работы, а диплом все еще не защищен и снова отложен из-за этой вот зимовки, из-за возможности самому облазить ледник, а не перебалтывать чужие наблюдения.

«Го-убчик, эта зимовочка, стало быть, немножечко повыше». Когда Дарницкий рекомендовал Артема начальником и научным руководителем высотной станции, профессор Суров кипел от возмущения: «Нонсенс, чепуха! Наука — и человек с незаконченным образованием!»

Подстегнутый горькими этими мыслями, Артем наддал ходу. Встречный воздух разрывал грудь. Сердце стояло где-то у горла.

…Словно шелест тысяч бумажных листов ворвался в уши. Грохот ударил в виски. Ветер сшиб дыхание. И весь мир закрыла белая мгла.

* * *

Медленно возвращалось ощущение своего тела — боль в подвернувшейся ноге, жгучая ссадина где-то возле уха, мокрый холод за воротником. Мысль ударила, подбросила: «Искандер!» Артем выгребся из сугроба, сел, вытирая залепленные белым очки.

Туго натянутый, словно сдерживающий слезы, голос поразил слух:

— Живой! Вот уж остряк несчастный! Лежит себе, а мы тут…

Голос был, несомненно, Димкин. И прямо над головой назойливо мельтешило что-то худое — явно, Димур, а рядом стоял Искандер, живой и целый, только припудренный снегом, — каждая жилочка в ладном его теле танцевала, весь он был взбаламучен пережитой опасностью, сверкал зубами, готов был гору своротить.

— Артем! Вставай! Если ушибло, на себе понесем, не бойся!

Оба они, помогая Артему подняться и счистить налипший снег, выступали беспокойным дуэтом.

…Димка приметил двигающиеся позади него фигурки минут за пять, до того, как их заслонила белая, стена, — соскользнула, ревя и рассыпаясь, с крутого склона.

Измотанный, он едва шел, а тут, круто развернувшись, вмиг подлетел к завалу — еще не успела осесть снежная пыль. Искандера Димка нашел сразу — отброшенный ударом ветра, поднятого лавиной, он лежал в полубеспамятстве, но скоро очнулся. Артема откапывали уже вдвоем. Разумеется, основная масса лавинного снега пронеслась мимо, иначе…

— Иначе оборвалась бы многообещающая карьера, — сказал Артем, пробуя ступить.

Димка, подставивший ему плечо, споткнулся на полуфразе.

— Нет… ты не думай. Я еще раньше… Осознал, как пишут в сценариях. Похабный тип, конечно, — склочник и демагог. Но дайте доказать!

— Хватит, Димур! Береги силы. До дому еще…

— Нет, погоди, должен же я объяснить… Когда я прошел один за другим все эти ледовые капканы, я понял: это не везенье, это ты меня учил ходить по леднику. А я мог… я мог…

— Ну, хватит, подвели черту…

— Бас! Койсангчи, шайтан разговорчивый! — хлопнул Димку по спине Искандер. — Смотри, луна выскочила, нам дорожку осветила!

…Прозрачное небе вылито из синего льда, поблескивают сугробы, синеют провалы и ямы.

Кумуш-Тау — как на ладони. Четко прорисована на густо-синем серебряная наковальня.

— Я, конечно, психопат, — с неожиданной грустью сказал Димка. — Притащиться по такой дороге!.. Просто бешено повезло. Нельзя было так — очертя голову. И, наверно, оно больше никогда не повторится. А все-таки я видел, видел!

— Ладно, ладно, — рассердился уже Искандер. — Ты не один притащился, ты и нас за собой притащил. И сейчас главное — скорее домой! Пошли!

Артем боковым зрением засек светящиеся стрелки часов. Вчера Димур провалился в люк и поднял шум минут на двадцать пять позднее. Дождаться бы этого срока…

— Погодите, братцы. Что-то нога бастует!

— А ну, садись на сугроб, — при-сунулся Искандер. — Давай ее сюда! Так — больно? А так?

Артем, покорившись самодеятельному костоправу, добросовестно охал, стонал, кряхтел, успевая зацепить глазом циферблат.

Застыли безмолвные горы. Застыли снега, ожидая то ли ветра, то ли звука голоса, — иной раз достаточно тени упасть на склон, чтобы нарушилось капризное равновесие природы, чтобы ничтожная причина преодолела силу сцепления снеговой массы с подстилающей поверхностью — и ринулась, все сокрушая, многотонная лавина… Вот как десять минут назад.

Но нет ветра. Все оцепенело, молчит. Все недвижимо.

И они, трое, почему-то молчали. Наконец Димка сказал мрачно:

— Ирреальная ночь. Слышно, как звезда с звездою гово…

И осекся.

Серебряную громадину Кумуш-Тау прорезала наискосок тончайшая игла интенсивно-красного цвета. Потанцевала на склонах, уперлась в наковальню-вершину.

Вспыхнули и засияли снега.

Алым пламенем.

Не с чем было сравнить это сияние — неистово, яростно, победно алый свет!

Внезапно нестерпимый его жар затмили черно-багровые полосы, стремительно сбежавшие вниз по склонам. Раскаленную наковальню окутал пунцовый туман, — казалось, что она взмыла в чебо, подхваченная бурно клубящимися облаками. Мрачный, торжественный отблеск упал на соседние вершины.