Алый Пимпернель. Дьявол верхом
Шрифт:
– Надеюсь.
– Очевидно, это происшествие привело его в чувство. Так вот, Леон был братом-близнецом погибшего мальчика. Мать его едва не помешалась. Она настолько утратила рассудок, что явилась в замок и пыталась заколоть отца ножом. Конечно, он легко с ней справился. Папа мог бы добиться, чтобы ее казнили за покушение, но он не стал делать этого.
– Как великодушно с его стороны! – с сарказмом заметила я. – Полагаю, граф просто понял, что она пыталась сделать с ним только то, что он сделал с ее ребенком.
– Вот именно. Отец сказал ей, что глубоко сожалеет о случившемся и
– Не вижу, что может возместить потерю ребенка.
– Ты не знаешь крестьян. Каждый ребенок обходится им в кучу денег. А детей у них столько, что они могут лишиться одного без особого сожаления, тем более, если эта потеря хорошо вознаграждена.
– Меня это не убеждает.
– Ничего не поделаешь. В итоге, кроме Этьена-бастарда, в замке проживает и Леон-мужик, и должна тебе сказать, что если бы я не объяснила ситуацию, ты бы никогда не догадалась об их происхождении.
– Да, у тебя необычные домочадцы.
Мои слова рассмешили Марго.
– Пока я не приехала в Англию, не познакомилась с обычаями Деррингем-Холла, где неприятные вещи вообще не принято упоминать, словно они не существуют, не побывала в твоей школе, где все так просто и ясно, я не понимала, насколько у меня необычное семейство.
– Ты видишь только внешнюю сторону. У всех нас есть свои проблемы. В школе нам приходилось решать немало трудных вопросов, с которыми мне особенно часто приходилось сталкиваться в последние недели.
– Знаю, так как этим вопросам я и обязана твоему присутствию здесь. Поэтому все, что ни делается, к лучшему. Если бы школа процветала, ты бы ее не бросила, и мне пришлось бы оставаться одной. Если бы не юношеская нескромность отца, Этьен не жил бы в замке, а если бы не его бешеная скачка через Лапин, Леон всю жизнь рылся бы в земле и часто голодал. Разве думать об этом не утешение?
– Твоя философия – урок всем нам, Марго.
Я была рада видеть ее в таком приподнятом настроении, но разговор о замке утомил ее, и я настояла, чтобы она выпила стакан молока и легла.
Глава вторая
В начале августа мадам Лежер въехала к нам. Она заняла маленькую комнатку рядом с комнатой Марго, и ее приезд живо напомнил нам, что интерлюдия подходит к концу. Думаю, что никто из нас не хотел ее окончания. Наша дружба с Марго стала еще более тесной, и мы не собирались расставаться. Как будет реагировать Марго, когда у нее заберут ребенка, я не могла себе представить, ибо с приближением родов она начала испытывать к нему явный интерес и, боюсь, чувство материнской любви. Это было вполне естественно, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, довольно печально.
В течение этих месяцев я оглядывалась на прошлое и жалела, что не могу обсудить с мамой будущее.
Мадам Лежер полностью взяла на себя заботу о Марго. Она постоянно была при ней, а передышки, когда мы с Марго оставались вдвоем, были очень недолгими; пухлое маленькое создание вскоре появлялось, желая знать, что поделывает "Petite Maman" [137] .
"Petite Maman" сначала забавляло это прозвище, но через несколько дней она заявила, что будет визжать, если мадам Лежер еще раз се так назовет. Но акушерка все делала по-своему, давая понять, что берет на себя полную ответственность, ибо в противном случае не сможет быть уверенной, что ребенок благополучно появится на свет, a "Petite Maman" обойдется без осложнений.
137
Маленькая мама ( франц.)
Было очевидно, что нам придется смириться с мадам Лежер.
Акушерка любила пропустить рюмочку коньяка и держала бутылку под рукой. Я подозревала, что она часто к ней прикладывалась, но так как на ней это никак не отражалось, то нам вроде не о чем было беспокоиться.
– Если бы я имела столько бутылок коньяка, сколько я приняла детей, – говорила она, – то я была бы богатой женщиной.
"Скорее виноторговкой или алкоголичкой", – не удержалась я от мысли.
Мадам Лежер не особенно мне доверяла, и я слышала, как она весьма неодобрительно отзывалась об "английской кузине".
Иногда, сидя у себя в комнате и пытаясь читать, я слышала пронзительный голос акушерки и благодаря тому, что привыкла к местному произношению, могла свободно следить за разговором.
Жанна постоянно вертелась под боком, и они с мадам Лежер состязались в болтовне, причем мадам, как правило, выигрывала. Я часто говорила Марго, чтобы она отослала их прочь, но она отвечала, что ее забавляют их разговоры.
День был жаркий. Август подходил к концу. Я пыталась вспомнить, что происходило в это время в прошлом году. Перед моими глазами мелькали туманные картины – большой замок, широкая каменная лестница, ведущая в семейные апартаменты, Марго, Этьен, Леон, граф…
Визгливый голос мадам Лежер пробудил меня от грез.
– У меня было много странных случаев. Но это секрет! Дамы и господа вовсе не всегда такие, какими стараются казаться. Они часто занимаются любовью, не освященной законами божескими и человеческими… Все хорошо, покуда нет последствий. Впрочем, не мне жаловаться на эти последствия, так как они дают мне средства к существованию. И чем сильнее скандал, тем лучше. За некоторые дела мне очень неплохо платят, уверяю вас! Одна очень знатная дама… о, но это секрет! Мне бы хотелось сказать вам, кто она была, но я не могу…