Алый закат в Лейкхерсте
Шрифт:
На крыльце меня встретил сам директор Ольховского филиала, серьезный мужчина в деловом костюме мышиной расцветки.
– Доброго здравия! Нечасто столичные гости приезжают сюда. Добро пожаловать, – он протянул руку.
– Здравствуйте, Иосиф Викентьевич, дела, знаете, – крепко пожал я в ответ потную ладонь радушного хозяина.
Присмотрелся к нему, уловив в голосе знакомые нотки. В господине невысокого роста, юрком и востроносеньком, с залысинами от висков, я узнал однокашника Йоську Гуревича. Он окончил факультет педиатрии, но врачебной
– Ба! Кого я вижу! Тот самый Йоська? Рад тебя видеть, большой человек.
– А я как рад!
Мы проехались в скоростном пневмолифте до приемной директора в пентхаусе. За чашечкой берёзового чая он пролистал материал и изрёк:
– Нонка, ежели ты вспомнишь школьные годы, всегда была девочкой странной и экстравагантной. С возрастом она становилась всё «страньше и страньше». Отказалась от капитального омоложения, но задумала родить гмо-детей с ускоренным метаболизмом.
– О, господи! Зачем ей это понадобилось?
– Алесь, ты никогда не слышал о проекте «Астра»?
– Очень смутно. Что-то вроде попытки отобрать лучших землян и послать их на планету Глиезе, нет?
– Верно. Однако есть подводные течения. Хитрость кроется в слове «отобрать». Центр реинкарнации сотворил генофонд землян, отобрав ДНК граждан, получивших однажды премии от фонда «Звёздная Москва». Туда должны лететь не просто специалисты, но лучшие, опытные и… молодые.
– Постой, Йоська, но мы-то с тобой знаем, что опыт приходит с возрастом. Парадигма этой затеи равна нулю!
– Не кипятись, слушай дальше. Биотехнологи, инженеры-бионики, кибернетики и крионейрологи, короче, «боги», как их прозвали в народе, поупражнялись слегка. В результате опыт поколений, или память предков, они записали в генетическую память, это раз. Ускорили метаболизм организмов до состояния двадцатилетних, это два.
– Нашли женщин, согласных на рождение гмо-детей, это три, – добавил я с грустью.
– Я всегда говорил, что ты умный, – сказал Йоська и поднял трубку. – Машенька, приведите мне пациентку из палаты «Эр». Сейчас сам всё увидишь, тебе накапать успокоительного или по граммульке спиритус-вини?
– Нет, будь спок. Давай, показывай секреты.
Дверь распахнулась, и, умышленно покачивая бёдрами, вошла она, пышнотелая и румяная красавица лет двадцати. «Нонка»!? Язык прилип к нёбу, в горле пересохло. Йоська посмотрел на нас обоих и нахмурился:
– Знакомьтесь, сельчане. Ракитина Ноябрина, наша гордость – сто двадцать первый кандидат в проекте «Астра». Заметь, она не клон, а оригинал. Клоны отличаются от оригиналов наличием митохондрий других мам и более короткими теломерами на концах ДНК. Наши «люди» – практически близнецы своим старшим братьям и сестрам.
– Хорошая работа, – выдавил я скупую похвалу «инженерам-богам». – В моём родильном отделении, подозреваю, её дожидаюсь я, в смысле молодой я. Утром ему исполнилось три года.
– А к вечеру будет все двадцать, – «утешил» меня Йоська. – Поеду-ка я с тобой в Москву. Где-то после полуночи намечен старт «Астры» с космодрома «Московский». Он хоть и построен на отшибе, но в черте города, близ искусственного озера и рядом с десятой
В кабинете нас ждали молодые Йоська, Йоськина жена, я. Молодая Нонка воссоединилась с молодым-Я, обняла и чмокнула в лоб. «Вояж в Кейптаун откладывается», – констатировал я.
– Привет, Алесь, – небрежно сказал молодой-Я, фамильярно похлопав меня по плечу. – У тебя были трудные роды вчера, но ты справился успешно. Одобряю твоё решение поместить недовес в инкубатор. Теперь это и мой опыт. Да, кстати, в три часа старт «Астры», приглашаю тебя и твоих коллег на космодром.
Меня передёрнуло, молодой-Я был нахален, груб и самонадеян. «Мальчишка»!
– Ну, ты там не подведи, меня, нас обоих, Алесь, – напутствовал я себя молодого.
Полыхнула сотня дюз, окутав звездолёт «Астра» сине-алой плазмой. На тридцать секунд космический аппарат завис над Москвой и… внезапно превратился в яркую точку на небе. Реактивный след растворился в рассветном небе. Мы с Йоськой словно осиротели, промокнули глаза платками и спустились с крыши вниз. Захотелось побродить по улицам нижней Москвы просто так, без цели, громко петь песни, беззаботно смеяться.
Тренькали первые трамваи, чиркали по небу флаеры, медлительно плыли мультикоптеры и свистели пневмопоезда, несущиеся на монорельсах между гигаскрёбами. В домах зажигались квадратики окон, люди просыпались на работу. Я смотрел на привычную картину и радовался, что не улетел ни на какую чужую Глиезе, а остался здесь, на Земле, и могу каждый день видеть московских улиц негасимый свет.
Анархист – вождь индейцев
– Нэ. Эн. Н-нн. Нигилист. Ничего. Ничегошеньки. Ничто. Незачем, – пятилетний малыш, худенький, как все дети, начинающие в этом возрасте быстро расти, особенно в условиях малой силы тяжести, водил пальчиком по Марсианской азбуке, открытой наугад в середине. – Нигилист – пофигист.
Мальчик задумался, пробуя слово на вкус, посмотрел в окно. Бело-синяя медуза из кварцитового стекла и противорадиационного бетона, распластавшаяся на высоченном цилиндре, была зданием городской администрации, выстроенном по канонам типового проекта неомарсианской архитектуры. Над ним реяли три флага: красный с изображением Марса – штата Маринер, желто-зеленый с тремя синими звездами – городка Меркур и белый флаг с изображением сизого голубя – Единой Земли – пока неосуществленной мечты жителей обеих планет. Разнокалиберные аэродинамически-гладкие формы остальных городских построек росли из грунта как грибы-дождевики на картинках в книге «Полезные и съедобные грибы». Среди них он разглядел паукообразный корпус хлебозавода, выпекающего хлеб и булки из водорослей, вертикальную каплю видеотеки с видеокарандашами для взрослых, перевернутое блюдце поликлиники для бедных, школу выживания («из ума старых маразматиков», – всегда добавлял папа) и обычные полусферы жилых домов.