Амалия и Золотой век
Шрифт:
Но галеон сегодня? Это и правда происходит? Зачем он это делает? Сколько это стоит?
А американцы, распространяя всяческие, не обязательно приятные, запахи, уже вставали, собирали блокноты, благодарили юношу, задавали какие-то вопросы нос к носу — вдруг узнают что-то такое, что конкуренты не услышали. И мы с ним остались в итоге вдвоем.
— А это тяжело! — со смехом признался Эдди и сел напротив меня. — Как теннис с несколькими мячами одновременно. А вы, как я понимаю, та самая дама, которая вселилась в архиепископские комнаты. Да-да, этот отель — маленькая деревня, тут все знают всё обо всех.
— Амалия, —
— Португалка! Португалка в бывшем испанском владении. Ну, я понимаю, что вы чувствуете. Наши с вами предки могли находиться в сложных отношениях. Чем вы тут заняты?
Что ж, я уже заготовила несколько ответов на этот вопрос.
— Для начала открываю небольшую контору, которая будет заниматься человеческими ресурсами, — выдала секрет я.
— Работорговлей! — откинулся он на плетеную спинку. — Великолепно. Наследие предков. И моих, и ваших.
— Я полагаю, что когда открываются новые перспективы, приходят иностранные инвесторы, то им потребуются подготовленные люди. С хорошим образованием, — пояснила я.
— А этого здесь сколько угодно, больше, чем работы для них. Есть у меня для вас один человеческий ресурс, вы не пожалеете и даже удивитесь, — пообещал мне Эдди. — И вас в этом плане ждут большие неожиданности. Так, а вон тот человек — шпион, он на вас дважды посмотрел издалека. А может, на меня…
Что ж, шпионы существуют, мысленно улыбнулась я себе — и бросила мгновенный взгляд на высокого мужчину с необычным профилем… будто нос птицы, но не хищной… Стоит у бара, что-то пьет… Ну, этот не может быть шпионом — шпионы незаметны, а в его сторону поворачиваются все головы, особенно женские. Он почти так же эффектен, как мой генерал, но это другой эффект, более мягкий и тонкий, почти женственный.
Нет, я сегодня не буду и пытаться сделать самую простую вещь — подняться к себе и попросить соединить меня с генералом Макартуром. Это лучше делать несколько изящнее, раз уж мы с ним обитаем в одних стенах. А сейчас — хватит впечатлений для одного дня.
— Успеха вам, Эдди, — сказала я, прикоснувшись к его бинту. — Это было незабываемо. Настолько, что мне лучше посидеть в полной тишине.
Я лишь сделала полукруг к стойке портье. Мало ли… Но писем или телеграмм мне не приходило.
3. Лола и прочие человеческие ресурсы
Музыки нет. А раз так, то нет меня, я не понимаю, зачем и что я здесь делаю.
Кто мне скажет, что вообще такое музыка? Почему она должна быть у каждого места и времени, у каждого этапа человеческой жизни?
Вот звуки Интрамуроса: ритмичный звук копыт по брусчатке, звон, фырканье, скрип; а по пути, в двух кварталах отсюда, я слышала настоящую харану — это когда местный парень, всерьез или для разминки, поет серенаду: Ya no estas mas a mi lado, Corazon…
Но это только отрывки, хаос.
Вот музыка пока мертвая, в виде сероватой журнальной страницы. Хит недели, новая песня Исайи Берлина. Пока только ноты. И текст.
Я только что получил приглашение по почте, Просим вашего присутствия, это формальный случай, Цилиндр, белый галстук и фалды — Ничто не может остановить ветер в мои паруса. Потому что я приглашен этим вечером В цилиндре, белом галстуке и фалдах.Она, наверное, скоро оживет для меня, эта песня. Но часть моего мира, моей музыки уже никогда не будет прежней, она не оживет. Она ушла. Кто бы мог подумать, что «пленник любви», человек, чей голос я слышала в лучшие минуты моей жизни, он, совсем еще молодой, вдруг умрет такой странной смертью?
В прошлом, тридцать четвертом, году Росс Коломбо, сладкий голос Америки, лучший, несравненный, зашел к своему другу, фотографу Лэнсингу Брауну. Они начали рассматривать коллекцию оружия. Один старый дуэльный пистолет выстрелил. Пуля ударилась в стол у дальней стены и рикошетом попала Коломбо в лоб повыше левого глаза. Провели расследование, изучили стол, Брауна оправдали. Все.
Я смотрю на газетный анонс кабаре «Санта-Ана» — там какой-то Майями Сальвадор с гавайскими номерами, и вот еще Байяни Касимито танцует с сестрами Диас. Музыка: Cheek to Cheek, Got a feeling you are fooling, Love me Forever, You are my Lucky Star.
Я сижу и жду, когда из этих слов и строк родится мелодия. Но возникающие в голове робкие звуки заглушает отдаленный, хотя от этого не менее противный, шипящий свисток, по которому тут сверяют часы. Это у моста Санта-Крус. Красный кирпичный ужас, завод «Инсулар Айс», всем в городе нужен производимый им лед, свисток звучит в семь утра, в полдень и в четыре дня целую минуту. После того свистка, который в четыре, народ начинает тянуться домой. А вот сейчас — время ланча, полдень.
Да, но здесь, наверное, надо бы сказать, из какого места я слушаю этот свисток. У меня офис в Интрамуросе! Через два квартала от Августина! На второй день после приезда в город!
История эта по-своему странная, и в ней надо немножко разобраться, просто на всякий случай, подумала я, бросая пачку газет и журналов на широкий стол у окна. Мой вид из окна: глухая стена из побеленного когда-то камня, за ней верхушки пальм и манговых деревьев, какая-то крыша, потом выясню, что еще там, за стеной, есть. На деревья эти, впрочем, смотреть можно бесконечно, их листва чуть движется на нервном ветерке, они успокаивают.
Итак, мой стол, он на возвышении — контора устроена по местным обычаям, когда посетитель входит по старым ступенькам с улицы, попадает в приемную, довольно большую, там может сидеть один человек (как у меня), а может и несколько. Он называет свое дело, и его ведут как бы вверх. На одну ступеньку (как минимум) или несколько, на этакий балкончик, насест. В любом случае главный человек в офисе сидит выше прочих и за остальными наблюдает.
В моем случае это две ступеньки вверх по довольно вытертым доскам твердого дерева. Можно закрыть ширмы и превратить мое пространство в изолированный кабинет. Лучше этого не делать. Потому что мне иногда надо перекликаться с Лолой.
Боже мой, эта Лола. Самое невероятное из всего, что со мной пока случилось. Эдди Урданета, конечно, местный житель, а вся Азия знает, что обещание для них — это форма вежливости. Но Эдди другой, он пылает бешеной энергией. И вот результат.
«Манила-отель» телефонизирован полностью. На коммутаторе сидит загадочная, никем не виданная во плоти Элли и соединяет всех со всеми. Видимо, она не одна, но почему-то все обращаются к этой «хелло-герл» именно как к Элли, и она (или они?) не спорит.