Амазонки нашего времени. Часть Третья
Шрифт:
«Послушай бестолочь: тебе почти даром достался готовый бизнес, другим за такое счастье приходится биться годами! И ты сейчас решила всё потерять?! Даёшь огромные деньги какой-то проходимице?! Любимице сверхострых ощущений, и тёмных дворовых проходов!»
«Но Беленькая Вика перенесла жуткие потрясения, а мой бизнес мне достался при поддержке Стервочек! Вот и займись делом, зарабатывай деньги – ты же станешь их стратегическим резервом!»
«Но я не только хороший финансист! Я живая, впечатлительная – я не привыкла стоять в стороне, когда бьют своих! Они должны были это почувствовать: а они просто бросили меня, закрыли в душном офисе – радуйся! Даже Бык меня стал избегать! Видите ли, теперь, когда вывез меня из Комсомольска за тысячи вёрст, он не имеет права втягивать меня в столь опасные игры. Я уже в них втянулась по полной: когда не стала слушать вразумления Татьяны Анатольевны! Теперь уже поздно пить боржоми… я получила то, что хотела – сказочную жизнь: богатство, тревожные кавказские ночи, Султана, любовный многоугольник, немыслимым образом переросший в средневековый гарем,– овеянный легендами
«Надо быть честной хотя бы с собой: моя женская гордость – величина непостоянная! То, что предстоит жить в гареме, больше не воспринимается, как нечто неприемлемое. неудачные реформы дорвавшихся до власти головотяпов в начале Девяностых отбросили страну в Средневековье, чего ж удивляться, если на Кавказе вспомнили и возродили в ограниченном количестве средневековые традиции решать семейные проблемы? Сегодня Держава постепенно возвращает должный статус – все обязаны ему соответствовать! тем не менее, кто заявил, что гарем – это абсолютное зло для общества?! В нашей форме есть кое-что положительное! Дальнейшие колебания, расшатают мою нервную систему: я вернулась! Вернулась. … но ты не одна? Что же? Мне нужна команда, чтобы исправить ошибки, которые успела наделать Моя Семья! именно Вика мне поможет – с её решимостью, сообразительностью и находчивостью! Сколько же нас Будет?! Все кого приняли – четырнадцать, плюс те, кто выдержит предстоящие испытания. Коллектив у нас складывается пёстрый, но – невзирая ни на что, неплохой! потом будем дискутировать с теми, кто эти годы устраивал яркие шоу из бракоразводных процессов: можно ли любовницам жить рядом с женой, если та их не выгоняет?!»
В этот момент на Катин смартфон прилетела эсэмэска:
– Родненькая, не бросай меня! Мне будет очень плохо одной без тебя…
Значит, Вика делает, всё как они договаривались: купила себе хороший смартфон, старый мобильник, из бандитского прошлого, остался в куче догорающего Викиного тряпья. «Девочка поверила тебе, старается понравиться только потому, что ты была однажды в восьмистенном зале – назад хода нет! Хватит грызть меня сомненьями»
Штурмовики никогда не подводили!
В этот момент реальная Катя поравнялась с парковой скамеечкой, где сидел старичок с боевыми наградами – ветеран Отечественной. Он как раз читал «Южную Коммерческую Среду». Обычно, сухое деловое издание, рассчитанное лишь на специально подготовленного читателя, стопками лежало на столиках у входа в крупные банки или офисные центры и на него никто не обращал внимания. Вдруг оно сделалось популярным среди обывателей, только потому, что в нём появилась всего одна статья связанная с сокровищами Амазонок и нашумевшими событиями на Северном.
– Что, интересуетесь?! – спросил старик, поймав взгляд незнакомой ему девушки.
– Да так… – Катя неопределённо пожала плечами.
– Вы тоже не верите?
– Всё это непривычно…
– Вы эффектная дама! – сказал вдруг старик, не теряющий боевого духа.
– Спасибо!
– Но позвольте представиться вам, не вставая – мне уже за восемьдесят, хотя я ещё на многое способен!
– Катя,– Девушка невольно улыбнулась и присела рядом.
– Даниил Поликарпович Душинский! Сейчас я поэт – член Союза писателей, а в годы Войны я летал. Был авиатором: «первым делом, первым делом самолёты»,– процитировал Даниил Поликарпович из песни, но завершил уже своими словами:– но и девушки были не потом! – заверил Поликарпович.
Катя опять улыбнулась: старик был очень забавен и приятен.
– Вы, конечно же, мне не верите, думаете, старый болтун! Вот значок «4-й Воздушной армии».
– Почему же – верю!
– А летал я, между прочим, на «Илах»! Грозная штука была, я вам скажу. Но вначале он выпускался как одноместный. Это был серьёзный просчёт: немцы были прекрасными пилотами. Они быстро обнаружили уязвимое место: незащищённый хвост. Много самолётов сбили, пока разработали двухместный: со стрелком сзади – спиной к пилоту. Как раз вначале 43-го нам поставили первую партию таких «Илов»: пять машин. Я в то время был механиком, чинил самолёты после боя. Но для новых штурмовиков срочно нужны были стрелки. И вот, командир авиаполка построил всех техников. Тогда многие проблемы решались одним способом: комсомольцы и коммунисты – шаг вперёд! Я был комсоргом…
– В первом же вылете мы устроили немцам сюрприз: они заходили нам в хвост, надеясь на лёгкую и безнаказанную добычу. Не тут-то было: мы встретили их с огоньком! Сбили троих! Но выявился и существенный недостаток этих самолётов: если его всё же подбивали – у стрелка практически не было шансов спастись. Он не успевал через кресло пилота… Да, может, я вам помогу.
– Вы извините… Даниил Поликарпович, мне надо…
– Постой – это прелюдия: самое интересное начнётся сейчас. – Ветеран придержал её за руку. – В Сорок третьем мы начали выбивать фрицев со всего Кавказа. Бои шли тяжёлые – смотрели, небось, фильмы?!
Катя кивнула:
– Правда я жила в Комсомольске! Я была романтиком, а теперь? …
– Далеко… А романтизм, в ваши годы – дело наживное Как движение утюга: туда –обратно, вперед-назад. Да, может, я вам помогу. Ну вот: направили нас как-то разбить горный перевал, чтобы отрезать колонны отступающих гитлеровских частей. И в том бою нас сбили. Немцы защищали перевал всеми силами: «Мессеры» кружили, как стая ворон. Мы стали падать, и я понял, что мне не выбраться. Мой пилот тяжело ранен, еле за штурвал держится. А в горах просто нет шансов удачно приземлиться на подбитой машине. Но чудо всё-таки произошло: мы упали параллельно склону и на лесок. «Ил» наш посрезал молодые кроны и сам повис на куче сломанных веток невысоко от земли. Я кое-как выбрался и вытащил умирающего командира. Я успел оттащить его достаточно далеко и спрятаться за кустами, когда появился немецкий разъезд. Они надеялись взять нас в плен. Но долго искать времени у них не было – наши уже пошли в наступление. По перевалу била тяжёлая артиллерия. В ущельях действовали партизаны и диверсионные группы, усиленные специально подготовленными альпийскими стрелками. Когда немцы уехали, я начал думать – что же мне делать с раненным. Я тоже был ранен, сломал ногу, было очень больно дышать, видимо, поломаны ещё и рёбра. Я осмотрелся. Вдруг за кустами вижу небольшой грот. Я перетащил туда командира и, пересилив боль, стал карабкаться вглубь, чтобы грот исследовать. Он оказался гораздо больше, чем казалось из-за кустов. У меня всегда в кармане лежал фонарик – ещё когда я был техником, мне часто приходилось чинить по ночам. После дневных вылетов редкие машины возвращались без каких-либо поломок: бои шли очень жаркие! Так у меня фонарик и прижился. И вот теперь он мне пригодился. Я пополз вглубь грота – стало ясно, что это вход в довольно длинную пещеру. Мне удалось проползти несколько метров, и вдруг я увидел какое-то мерцание: там, где кончался луч моего фонарика. Я подумал, что это вода – мне очень хотелось пить, но когда я подобрался поближе, увидел, что это золото! Стены пещеры были покрыты слоем золота и драгоценных камней. Так мне тогда показалось, и я потерял сознание.
Когда я вновь очнулся, надо мной склонилась какая-то девушка – молодая, как ты, очень красивая. Она что-то говорила на непонятном языке. Я сам не русский – родился и вырос среди горцев, так что понимал и по-черкесски, и по-чеченски. Но это были не местные наречия, совершенно иной язык! Ко мне подошли ещё две девушки: они дали мне выпить разбавленного тёплого вина с горным мёдом, потом какую-то очень густую маслянистую жидкость, после которой я снова выключился. Очнулся я оттого, что услышал рядом немецкую речь. Я повернул голову и увидел, что рядом лежит раненный немецкий солдат и три девушки, лечившие меня, теперь склонились над ним. Тут я впервые подумал: где же я нахожусь?! Если это был госпиталь – то у нас не лечили своих и чужих в одной палате. Известны случаи, когда наши санитарки выносили с поля боя раненного врага, но чтобы их помещали в госпитале рядом с нашими – в начале 43-го это просто невозможно! Сами понимаете! Но эти девушки не делали абсолютно никаких различий между нами. Да и оборудован этот госпиталь уж очень странно: ни шприцов, ни бинтов, ни скальпелей… мы все лежали на коврах – здесь всё кругом было устлано великолепными коврами, будто в восточном шатре. А сами раненные лежали на подстилках из чистой кожи.
– Однако, необычнее всего выглядели, пожалуй, сами «медсёстры»,– Отметил Поликарпович,– На них не было привычных белых халатов, на них почти вообще не было одежды. Но они не обращали никакого внимания на голых мужиков, лежащих перед ними. Быстро и аккуратно, почти не причиняя боли, делали своё дело, были ласковы – когда это требовалось, но не более. Правда, сами мужики в тот миг были не способны ни на какие подвиги – всё равно, в советском госпитале, такого быть просто не могло! Как и не могло быть в любом обычном госпитале столько молодых: словно на подбор! Ни одной старше двадцати пяти я не увидел! Все они были подпоясаны широкими кожаными ремнями вот с такими фигурками, как описаны в статье. Да – фигурки очень необычных животных, во всяком случае – я нигде не встречал двухголовых орлов, кроме как на гербах, или крылатых кошек! Я уже чувствовал себя неплохо и смог осмотреть зал этого подземелья. Это была красиво отделанная пещера: на стенах были закреплены золотые пластины, унизанные всякими драгоценностями. На них снова изображались эти забавные существа, а в промежутках между фигурками висели какие-то письмена, на совершенно не здешнем – не кавказском языке. Кругом была невиданная роскошь… Тут меня кто-то потянул за локоть с другой стороны. Я повернулся и удивился, что не почувствовал боли нигде. Но ещё сильнее я удивился, когда увидел того, кто меня тронул. Там – слева от меня, лежал мой командир, а ведь я был уверен, что он умер у входа в грот. Он был прострелян разрывным, в грудь … от такого ещё никто не выживал! Но он выжил и даже смотрел на меня без боли в глазах. Эти юные, прекрасные создания удивительно ловко справлялись со всеми раненными. А здесь их уже лежало много, и все были тяжёлые, что означало, что ожесточённый бой идёт совсем близко. Но здесь не было слышно ничего: даже вибрация не проникала! И тут я увидел, как обработали раны тому немцу, он лежал справа. Девушки дали ему какую-то вязкую жидкость, но пить он почти не мог, тогда они её просто влили, а сверху намазали раны этой кашицей. И удивительно: его тело стало затягиваться прямо на глазах! Хотя на животе у него – точнее вместо всего живота было сплошное месиво. Одна из девушек всё время что-то ласково шептала над ним, хотя он ничего не мог услышать, а тем более понять, мне вдруг показалось, что она так разговаривает с этим киселём и он впитывается в тело. Вторая девушка в это время без остановки сжимала и разжимала кожаные мехи, обеспечивая приток воздуха. И тут я обратил внимание, что в этой пещере удивительно легко дышится, несмотря на обилие кровоточащих тел, множество горящих на стенах лампад, в которые девушки постоянно подливали масло. Наверное, там была какая-то природная аномалия: воздух в пещере был просто насыщен кислородом. Бывают же гроты вечной мерзлоты, тепла или ещё чего-то. Видимо, и в этой пещере было что-то похожее. Какой-то особенный источник кислорода: лампады горели столь ярко, что в подземелье было удивительно светло, почти как на ноябрьском солнце.