Америка и мир: Беседы о будущем американской внешней политики

Скоукрофт Брент

БЖЕЗИНСКИЙ: Разумеется, и не только. Есть такой афоризм: чтобы американо-европейские отношения стали жизнеспособными, нужно изменение режима в Америке и режим в Европе. Изменение режима в Америке — потому что мы должны заново оценить ход мировых событий и переопределить американскую роль в мире, уйдя от своекорыстных постулатов, столь модных ныне у неоконсерваторов. А Европе нужен режим в буквальном смысле слова. Подлинного политического режима там еще нет.

Упомянутые ранее военные и политические структуры необходимы для создания контекста, в котором могут быть реализованы наши общие культурные ценности, а также для защиты этих ценностей. Для этого Америка и Европа жизненно необходимы друг другу.

СКОУКРОФТ: И всему миру.

7 апреля 2008 года

7. ПОЛИТИКА, ДОСТОИНСТВО И РАЗНООБРАЗИЕ КУЛЬТУР

ДЭВИД ИГНАТИУС: Вы оба — мастера практической внешней политики. Вы согласились принять участие в этих беседах, поскольку оба согласны, что в мире происходят перемены, и правила, по которым вы действовали, когда были советниками по национальной безопасности в Белом доме, также меняются, вынуждая нас думать по-иному. Сегодня я попрошу вас поговорить о том, что в мире нового. Какие задачи не укладываются в те привычные представления, на которых вы выросли? Брент, я попросил бы начать вас.

БРЕНТ СКОУКРОФТ: Я полагаю, что в международном положении происходит перемена, не имеющая прецедентов в новейшей истории, перемена фундаментальная, названная емким словом «глобализация». Меняется способ общения, способ взаимодействия людей. Перемена мирового масштаба и революционной глубины. Мировое население политически активизируется. Например, всегда существовали иммиграционные потоки, но теперь они огромны, потому что радио и телевидение позволяют людям сравнивать свое положение с положением жителей других стран и видеть, где какие открываются возможности. И так во всем мире. У этого явления есть и плохие, и хорошие последствия, но важно то, что оно всерьез меняет статус национального государства, влияет на то, как государство заботится о своем населении, и на способность государства справляться со своими обязанностями по отношению к гражданам. Факт тот, что хотя национальное государство все еще играет главную роль, его значение неуклонно снижается.

Вот это и есть суть новых явлений, которые мы видим. Главная проблема заключается в том, что весь мир изменяется одновременно; тот мир, который мы все знаем, и институты, которые нам знакомы, в так называемый век информации преображаются до неузнаваемости. Это наиболее ярко выражено в странах с более высоким развитием, с доступом к самым современным технологиям. Менее остро ощущаются перемены в Латинской Америке и наименее остро — в Африке. А когда они дойдут до Африки, где бездумно проведенные границы государств разделили племена и этнические группы, ранее проживавшие на одной территории, проблем станет еще больше.

ИГНАТИУС: В этом новом мире, Брент, иногда кажется, будто Интернет — наша новая мгновенная система коммуникаций — действует как усилитель настроений. Например, все столицы мусульманского мира вдруг заливает гнев на датские карикатуры, и на их улицах появляются толпы. И так во всех политических вопросах. Как учитывать эту эскалацию гнева в планировании внешней политики?

СКОУКРОФТ: Интернет приводит в политику людей, не знавших ранее ничего, кроме своей деревни. Значительная часть информационных потоков лишена сдерживающего влияния редакторов газет, радио или телевидения. Например, в блоге человек может заявить: «Вот каков мир!» — и никто это не редактирует, не корректирует и не опровергает. И на людей, не привыкших сомневаться или самостоятельно разбираться в правде и ее искажениях, обрушивается информационный потоп. Что, в частности, создаст благоприятную среду для радикализма и терроризма.

ИГНАТИУС: Для них Интернет служит еще и системой координации и управления.

СКОУКРОФТ: Совершенно верно, такой аспект есть.

ИГНАТИУС: Збиг, что нового видите в мире вы?

ЗБИГНЕВ БЖЕЗИНСКИЙ: Прежде всего надо признать, что традиционные проблемы власти и геополитики никуда не делись. Но на эти традиционные проблемы, меняя при этом их характер, накладываются два новых фундаментальных фактора. Первый, субъективный, — изменение умонастроения человечества, которое я называю глобальным политическим пробуждением. Впервые в истории политически активизирован весь мир. Процесс этот начался с Французской революции, распространился в конце девятнадцатого и в течение двадцатого века на всю Европу и Азию и охватил весь мир.

Второй фактор — это выход на передний план по-настоящему глобальных проблем выживания. До сих пор самыми большими проблемами выживания были проблемы национального масштаба, созданные человеком, как геноцид армян или холокост, или естественными явлениями, такими как засуха. Сейчас появились проблемы выживания глобального характера. Позвольте мне несколько детализировать оба этих утверждения.

На субъективном уровне глобальное политическое пробуждение порождает массовую нетерпимость, непримиримость к неравенству, к различию уровней жизни. Оно рождает зависть и обиду, усиливает иммиграцию — здесь об этом говорил Брент. Отсюда же — требование уважения к своей культуре и к индивидуальному достоинству. Большая часть человечества если и ощущает такое уважение от зажиточных стран, то недостаточное. На объективном уровне среди новых глобальных проблем следует назвать кризис окружающей среды, угрозы условиям существования человечества, связанные с изменением климата, и невероятный потенциал преднамеренных массовых убийств одних людей другими. Сейчас можно мгновенно и без труда убить сразу массу народа.

Я писал однажды нечто в том смысле, что совсем недавно было легче управлять миллионом человек, чем убить этот миллион. Сегодня же намного легче убить миллион человек, чем управлять миллионом беспокойных, возмущенных, нетерпеливых людей. Эта опасность грозит всем нам. Вот почему так важен вопрос о нераспространении ядерного оружия.

Эти два новых условия осложняют более традиционные вопросы, требующие решения. На эти вопросы накладывается необходимость понять уникальные задачи двадцать первого века и действовать соответственно, что требует полного преображения как субъективного состояния человечества, так и объективных условий его существования.

ИГНАТИУС: Но решение этих новых глобальных задач по-прежнему возлагается на систему национальных государств, у которой методы остаются весьма традиционными.

Мой старый профессор в Гарварде, Дэниел Белл, заметил более тридцати лет назад, что масштаб национального государства для мелких жизненных проблем слишком велик, а для крупных жизненных проблем слишком мал. Я хочу спросить: не следует ли подумать о новых структурах, новых способах решения этих проблем, которые выходят за рамки национального государства? Как вы думаете, Брент? Мечта, восходящая еще к 1945 году.

СКОУКРОФТ: Следует. Мы описали ситуацию, которая этого требует, а именно — новый мир, возникающий поверх международных институтов, созданных старым миром и для старого мира, от которою этот новый мир сильно отличается.

Но в США сейчас отношение к международным организациям — худшее за много десятков лет. Оно всегда было двойственным, но сейчас сильно качнулось к отрицательному. Я думаю, что если бы Организация Объединенных Наций сейчас не существовала, то мир в том виде, в каком он есть сейчас, — не смог бы принять сколько-нибудь полезную хартию ООН.