Америка — как есть
Шрифт:
Песня вошла в большую моду и распевалась всей Англией, и всеми колониями, очень долгое время.
В сентябре 1814-ого года (война все еще была в полном разгаре), тридцатипятилетний американский адвокат (и поэт-любитель) по имени Франсис Кей плыл в Балтимор на шхуне с белым переговорным флагом. Цель его была — добиться освобождения Уильяма Бинза, пожилого, любимого в округе Верхнего Марлборо, доктора и друга Кея, которого оккупировавшие Вашингтон англичане взяли в плен, и который обвинялся ими в укрывании английских дезертиров. Кей прибыл на флагманский корабль англичан и участвовал там в корабельном обеде с генералом Робертом Россом и адмиралом Александром Кокрейном — в то время как те обсуждали военные планы. Сперва генерал и адмирал отказывались отпускать доктора, но после того,
Чтобы Кей не разгласил сведений о надвигающейся баталии, которая обсуждалась за обедом, его оставили на флагманском судне до предполагаемого конца сражения. Перед самым сражением его перевезли обратно на его шхуну, стоявшую позади строя фрегатов и не имеющую возможности пройти к берегу. С него взяли честное слово, что он не попытается бежать. В семь утра британский флот атаковал форт МакХенри, и атака эта положила начало Сражению при Балтиморе. Обстрел форта продолжался весь день и вечер, и кончился далеко за полночь. В рассветных лучах Кей, вглядываясь в берег, увидел упрямо развевающийся над фортом американский флаг.
Прибыв на берег, Кей в патриотическом порыве написал четыре станзы под названием «Защита Форта МакХенри». Впоследствии муж его сестры, прочтя стихотворение, заметил, что оно более или менее укладывается, с некоторыми натяжками, в музыку песни «Анакреонического Общества», все еще известной в англоязычных странах. Стихи отнесли в типографию и напечтали без подписи, в Балтиморе, через три дня после сражения. В газете, напечатавшей стихи, указывалось, что их можно петь на известную всем мелодию. Несколько газет в других штатах перепечатали текст с такой же пометкой, а Томас Карр, владелец музыкального магазина в Балтиморе, опубликовал слова вместе с партитурой, заменив при этом название на «Звездами Усыпанное Знамя». В этом виде песня стала популярной с легкой руки балтиморского актера Фердинанда Дуранга, спевшего ее в таверне.
Через сто шестнадцать лет песню эту официально объявили национальным гимном Соединенных Штатов Америки.
Дословный перевод первого куплета (который в основном и исполняется) такой:
О скажи, видишь ли ты
В ранних лучах рассвета
То, чему так гордо мы салютовали
В последних отблесках сумерек,
Чьи широкие полосы и яркие звезды
Сквозь яростный бой
На который мы смотрели из-за валов
Так великолепно струились на ветру?
И красное зарево ракет,
И бомбы, разрывающиеся в воздухе
Всю ночь давали нам знать,
Что не исчез наш флаг.
О скажи, это звездами усыпанное знамя развевается ли все еще
Над землею свободных и родиной храбрых?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. К ВОПРОСУ О ДЕМОГРАФИИ
В эпоху президентства Джефферсона был принят федеральный закон, запрещающий ввоз в страну рабов — во всех штатах, по нескольким причинам. Во-первых — неприлично. Во-вторых (по мысли Джефферсона) — рабство вообще грех, и должно сойти на нет само собой в скором времени. В третьих, и чуть ли не в главных — в то время, когда в Карибском Регионе ввоз рабов был обусловлен тем, что они там плохо плодились и быстро умирали, в Соединенных Штатах черное население стремительно росло.
В начале девятнадцатого века борьба женщин за равноправие стала модной темой. В частности, сама Долли Мэдисон была феминистка, суфражистка, и так далее.
Дело, правда, не в этом. А в том, что за всеми этими политическими ходами, которые больше всего привлекали внимание, в Америке стартовал интересный процесс, который сперва и не заметили даже толком.
В страну начали прибывать иммигранты из Германии и Ирландии. Поток то увеличивался, то сходил на нет, то вдруг бурно разрастался. Принято выделять две больших немецких волны и две ирландских, но это очень условно.
Ирландцы дали Америке ее литературу, как в ранние века, но и в обсуждаемое время тоже, дали литературу Англии. Честно говоря, если покопаться, может и еще какой-нибудь стране они ее дали. В талантливых литераторах любой
А с немцами совсем интересно. В данный момент этнические немцы — самая большая этническая группа США, впереди англосаксов. Но и это не очень важно, а важно вот что. В Германии наличествовало крепостное право. Европу раздирали войны, политические конфликты, очень высокие по этому поводу налоги, привязки к земле крестьян, наследие язычества и междоусобиц, и прочая и прочая. В Америке ничего этого не было. Америка — очень большая страна. Земля (учитывая территории, приобретенные Джефферсоном, да и Восточное Побережье тоже) — огромна, и стоит гроши, хоть купить, хоть в аренду, хоть в аренду с правом покупки в дальнейшем. Помимо этого, права на эту землю, легально полученные, охраняются впоследствии законом, который в Америке, благодаря этике пилигримов, чтут, и произвол не допускается даже со стороны федеральных властей. Религиозные убеждения не преследуются. Северных немцев, католиков, больше никто не будет ненавидеть и притеснять. Южных немцев, лютеран, тоже. Представители самой работящей нации на земле почувствовали свободу и вцепились в нее и в землю стальной немецкой хваткой. И стали строить фермы и обхаживать участки. И за два десятилетия подняли американское сельское хозяйство на невиданную, беспрецедентную высоту. К тому же помогала сама земля — самая благодатная на планете. О недоедании вне городов забыли начисто. В городах иногда в дело вмешивалась индустрия, и даже политика, но и там жили сносно. Даже в пик индустрии.
Нищенствующий Джек Лондон в молодости — нуждался очень сильно, ел всякую гадость, одевался плохо, жил в каморке. Но — каморка была своя. А на пропитание он зарабатывал себе так — на три месяца в году уходил в море матросом. Остальные девять месяцев жил в каморке и занимался самообразованием. И пытался писать. В Европе это было — совершенно невозможно, ни в каком году, ни в каком веке.
Впоследствии разбогатевшие немецкие фермеры посылали детей учиться в престижные университеты, и дети эти занялись и строительством. Заодно. А уж когда немцы строят — то строят. На века.
Одновременно с этим шел негативный процесс — мобильное население Америки, постоянно перемещающееся с места на место, любило моду и не любила старое. Это переросло в манию. Каждый ухарь, прикупивший себе особняк, считал своим долгом его непременно перестроить на современный лад. Так погибло, почти полностью, уникальное колониальное барокко.
В это же время начал стремительно разрастаться и отстраиваться главный город Нового Света — Нью-Йорк. Аристократия постепенно покидала Филадельфию. Снобистский Бостон оставался академическим, но потерял статус культурного центра. Чикаго был весь деревянный и глупый. Новый Орлеан очень сопротивлялся растущему влиянию Нью-Йорка, но его давили тарифами (что и привело, отчасти, к Гражданской Войне). А сам Нью-Йорк рос, ширился, хорошел, и к середине века уже никто не сомневался, где настоящая столица страны. Вашингтон — всего лишь Камелот, или разросшийся административно Версаль. Чтобы городу приобрести статус главного, ему нужно стать привлекательным для всех слоев общества. Нью-Йорк стал.
Стену, охранявшую южную оконечность — сердце города — от набегов индейцев, давно снесли, теперь она была уже не стена, но Улица Стены, впоследствии знаменитая Уолл Стрит. В западном ее конце высилась, и высится по сей день, Троицкая Церковь, вокруг которой и строился город, как Париж вокруг Нотр Дама. Чудо техники и архитектуры — канал, входящий на милю в городской массив, засыпали, и он стал просто — Улица Воды. Город вышел за изначальные свои пределы. Холмы к северо-западу срыли, фермы убрали, появились фешенебельные улицы, сегодняшний Гринич Вилледж. По типу Пляс де Вож, бывшей Рояль, разбили огромный сквер (Сквер Вашингтона) и от него на север потянулась Пятая Авеню. И от южной оконечности острова Манхеттен, диагонально вверх пролегла другая улица, ставшая вскоре знаменитой — Бродвей.