Американская дырка

Крусанов Павел Васильевич

Полгода назад он женился на молоденькой буфетчице Свете, но скоро, через полтора месяца, та его обманет и уйдет к юноше Вениамину. От горя Взбрыкин потеряет голову и даже попробует уговорить Свету вернуться – она пообещает, что вернется, но только если Взбрыкин сможет удивить ее своим будущим. Однако время будет работать не на него, потому что Вениамину придет пора мужать, а ему – стареть, – какое же тут будущее? Тем более если потеряна голова. Поняв это,

Взбрыкин начнет умнеть от отсутствия выбора и в конце концов провернет такую махинацию с бензиновой мафией, что ему прямо на дом принесут мешок денег. Тут Света не выдержит и, бросив возмужавшего

Вениамина, замаячит у Взбрыкина

на горизонте, но ее он обведет вокруг пальца даже без применения ума. И вовсе не потому, что деньги покажутся ему нужнее Светы, – просто к тому времени он поумнеет настолько, что поймет – возвращаться ей не следует даже при их обоюдном желании. В сорок пять он уйдет из прокуратуры на пенсию и снова увлечется изобретательством. Кроме того, он наймет агента, который каждый вечер будет приводить ему новую красавицу. Конечно, это будет не любовь, а что-то другое, но все равно так лучше, чем ежедневно напиваться перед постелью, как будут, сойдясь снова, делать Света с Вениамином. Мешка денег Взбрыкину хватит до самой смерти, то есть до того момента, как он, испытывая ледобур, сверлящий лунки за счет толщины льда, провалится на Великой в полынью, подхватит тяжелейшую пневмонию и умрет в той же больнице, куда сейчас пришел снимать показания с Евграфа Мальчика. И даже после этого денег в мешке останется на две горсти, но они уже больше не сгодятся ему ни на красавиц, ни на новые изобретения.

Я рассказал следователю все, как было. Ну про грузовик с вихляющим прицепом, про то, как он вытеснил меня с дороги, когда я пошел на обгон, и как буквально насадил “сузучку” на столб мостового ограждения. Про коварную Свету и грядущий мешок денег говорить ничего не стал – по той же причине, по которой прежде при разговоре с доктором умолчал подробности о лучевых пушках. Знание будущего смертным невподъем. И вправду ведь: не дело человека знать сроки.

– Номер не запомнили? – Мои показания следователь записывал на листе бумаги, под который подложил извлеченный из портфеля журнал “Наука и жизнь”.

Какое там! Это что же – всякий раз, идя на обгон, запоминать номер?

– А он что, не остановился? – спросил я, имея в виду оборотня за рулем чертовой колымаги.

Оказалось, что не остановился. В реке “сузучку” заметила головная машина военной колонны – батальон 104-го гвардейского парашютно-десантного полка направлялся в учебный центр в Остров.

Офицер, с которым разговаривал следователь, тоже сказал, что видел встречный грузовик с прицепом, громыхающий и едва держащий дорогу, но и он номер не запомнил. В колонне была медицинская машина, и медсестра оказала мне первую помощь. Военные же вызвали ДПС и

“скорую”. Слава русской армии, спасшей мою дурацкую жизнь!

– А знак “сужение дороги” вы не видели? – осведомился следователь.

– Нет, – честно сказал я. – А он был?

Тут начиналась путаница: милиционеры утверждали, что знак стоял, а военные говорили, что знак был повален и лежал на обочине. Похоже, порховская ДПС просто боролась за честь мундира. Тормозной путь

“сузучки”, между прочим, свидетельствовал о том, что столкновения с оградой моста было не избежать. Так что если мои показания и показания военных относительно отсутствия знака и наличия злополучного грузовика совпадут (а они совпали), то вины водителя

(меня) в случившемся усмотрено не будет, дело пойдет по разряду несчастных случаев, и мне даже не придется оплачивать работы по восстановлению сбитого столба ограждения. Я удивился: какой же это несчастный случай, раз была вероломная колымага и знак валялся на обочине?

– А грузовик этот дикий найдете?

– Будем искать, – не слишком искренне заверил следователь Взбрыкин и, довольный скорым

завершением дела, смылся.

Тут как раз Олеся принесла поднос с овсянкой, компотом и очередной пилюлей, на этот раз ярко-голубого цвета.

Признаться, я чувствовал себя усталым – возвращение в реальный мир порядком меня измотало. Поэтому, разделавшись с овсяной кашей, показавшейся мне амброзией, и запив пилюлю компотом, я тут же провалился в глубокую, набитую мягкими снами яму.

2

Когда проснулся, снова было утро, но, надо полагать, уже другого дня.

Что творится в мире? Телевизор, наглядно иллюстрируя речь движущимися картинками, поведал, что правительственные войска Союза

Американских Штатов поразила эпидемия массового дезертирства. Кроме того, задержка зарплаты в армии, перебои с поставками продовольствия и горючего вынуждают военных коррумпироваться, о чем свидетельствуют незаконные распродажи оружия, техники и амуниции с военных складов.

В южных штатах, напротив, на волне регионального патриотизма и обострения сепаратистских настроений активно формируются вооруженные народные дружины. Атланта охвачена огнем народного гнева – молодчики громят полицейские участки, представительства федерального центра и, как водится, подвернувшиеся под руку магазины. Власть в Атланте, да уже и во всей Джорджии, либо вообще отсутствует, либо находится в руках Гражданской милиции и Арийской республиканской армии. На улицах – заснято и показано – лежат трупы полицейских и федеральных чиновников, которые никто не убирает…

В этом месте Олеся принесла мне булочку с маслом, чай и манную кашу.

Завтракать пришлось под известие о демонстрации сексменьшинств в

Сан-Франциско, перекрывших движение на центральных магистралях города. В пику Хуану Пансо меньшинства требовали провозгласить

Калифорнию независимой республикой, сотворить этакий остров Лесбос в океане разнополой любви, с последующей депортацией с его территории всего традиционно (в сексуальном смысле) ориентированного населения.

Забыв о политкорректности, мажоритарное сообщество разметало шеренгу полицейского ограждения и крепко наложило демонстрантам в кису.

Поучительное зрелище.

Я едва успел разделаться со сладкой размазней, как в палату ко мне, придерживая накинутый на плечи халатик, влетела Оля. По телевизору в это время показывали экстренный репортаж – радиоактивная туча над бабахнувшим реактором какой-то американской АЭС закрывала половину неба.

– Мерзавец! Изменщик! Он еще лопает! – Оля, окутанная облачком малинового аромата, впилась мне в губы.

Вкус ее мерцающей помады приятно оттенил у меня во рту вкус жидкой манной каши. Боже, как я был не прав! Я увидел такое сияние в нашей с люткой судьбе, что дар мой тут же ослеп. Куда там взрыву на АЭС… Я не все разобрал в этой вспышке, но она была прекрасна. Там был ребенок, мальчик, сын, которого Оля красила зеленкой и учила по учебнику литературы классике, а я воспитывал в нем крепость духа и самозабвенно решал с ним загадки по математике… В результате правильной жизни он станет невидим для зверей, опасен для врагов, а для друзей сделается нечаянным счастьем… Там был остров с тропической флорой, из которой высовывался вулкан. На склоне вулкана мы с Олей обнаружили месторождение изумрудов – камни были теплые и на глазах из земли вылезали все новые и новые. Мы не потеряли голову от удачи, а поняли, что назревает извержение… Но главное – Оля простила меня, а я… я… Я чувствовал себя полным идиотом. Счастливым идиотом. Думаю, именно в этот миг полюса благоденствия и беды со всей определенностью поменялись местами.