Американская фантастика. Том 3
Шрифт:
Я был настолько неосторожен, что подбежал к окну и высунулся из него. Раскрыв рот от удивления, я провожал глазами удалявшийся вертолет. С него свисала веревочная лестница, на которой болтался человек. В это время я, должно быть, представлял собой отличную мишень, если бы только ему снова вздумалось-в меня прицелиться. Но, к счастью, это было невозможно.
Удивляясь собственной выдержке, я подошел к телефону и набрал номер Муниципальной корпорации по обеспечению безопасности граждан.
— Вы наш клиент, сэр? — спросил меня женский голос.
— Да, черт побери, да. Целых шесть
— Одну минуточку, мистер Кортн… Мистер Митчел Кортней, не так ли? Литературный работник высшей категории?
— Нет, — ядовито ответил я. — Теперь я мишень для стрельбы. Не будете ли вы так любезны сейчас же выслать вашего агента, пока тот, кто только что стрелял в меня, не вздумал проделать это еще раз!
— Простите, мистер Кортней, вы как будто сказали, что вы литературный работник высшей категории? — вежливо и невозмутимо уточнял голос.
Я заскрежетал зубами.
— Да, да, высшей категории!
— Благодарю вас, сэр. У меня в руках ваша карточка. Очень сожалею, но у вас задолженность по взносам. Вам, должно быть, известно, что для служащих высшей категории, учитывая острую конкурентную борьбу, у нас установлены особые расценки… — И она назвала мне цифру, от которой каждый волосок на моей голове встал дыбом.
Однако я сдержался — она была всего лишь простым исполнителем.
— Благодарю, — сказал я мрачно и повесил трубку. Через справочную-автомат я связался еще с двумя-тремя детективными агентствами, но везде получил отказ. Наконец какой-то частный детектив сонным голосом дал согласие приехать, заломив неслыханную цену.
Он явился через полчаса, и я уплатил ему его гонорар. Но он лишь извел меня глупыми вопросами и поисками несуществующих отпечатков пальцев. Наконец он ушел, заявив, что займется этим делом.
Я лег спать, так и не разрешив мучивший меня вопрос: кому понадобилось стрелять в меня, скромного служащего рекламной конторы?
4
На следующий день, мобилизовав всю свою храбрость, я направился к Фаулеру Шокену. Мне было необходимо получить ответ, и никто, кроме Фаулера не мог его дать. Он мог, конечно, вышвырнуть меня за дверь, однако попытаться все же стоило.
Но, кажется, момент для этого я выбрал явно неудачный. Только я приблизился к двери кабинета, как она с треском отворилась, и из нее выскочила Тильди Матис. Лицо ее странно подергивалось. Она уставилась на меня, но, готов поклясться, она меня не узнала.
— Переделать заново! — исступленно взвизгнула она. — Работаю как каторжная на эту старую крысу и что же? Переделайте! Текст хорош, но ему, видите ли, нужен отличный! Переделайте! Вы только послушайте! «Пусть текст засверкает, заискрится! Мне нужна теплота человеческих чувств, восторг, трепет и печаль вашего нежного женского сердечка!» И все это извольте уложить в пятнадцать слов! Я покажу ему пятнадцать слов! — всхлипнула она и промчалась мимо. — Медоточивый ханжа и кривляка, мелочный придира, пустозвон несчастный, кровожадный спрут, старый…
С шумом захлопнувшаяся дверь помешала расслышать последний из эпитетов, о чем я очень пожалел, ибо не сомневался, что на этот раз Тильди подобрала самый подходящий.
Я откашлялся и, постучавшись, вошел к Шокену. В улыбке, с которой он меня встретил, не было и намека на только что разыгравшуюся сцену. Розовое лицо Фаулера и его безмятежный взгляд, казалось, вообще исключали что-либо подобное. Однако я не забыл, что вчера в меня стреляли.
— Я всего на одну минутку, Фаулер, — начал я. — Скажите, вы в последнее время не вели грубую игру с фирмой «Таунтон»?
— Я всегда играю грубо. Грубо, но чисто, — ухмыльнулся он.
— Я имею в виду очень грубую и очень грязную игру. Например, вы, случайно, не собирались подстрелить кого-нибудь из ее сотрудников?
— Ну, знаешь ли, Митч!
— Я спрашиваю потому, что вчера в меня стреляли с вертолета, — упрямо продолжал я. — Не представляю, кто бы это мог сделать — разве только Таунтон.
— Таунтон исключается, — категорически сказал Шокен.
Я собрался с духом.
— Фаулер, — произнес я, — скажите честно, вы не получали предупреждения? Возможно, я перехожу дозволенные границы, но я должен знать правду. Речь идет не только обо мне. Речь идет о проекте «Венера».
Румяные, словно яблоки, щеки Фаулера побледнели. По его глазам я понял, что моя карьера и положение служащего высшей категории висят сейчас на волоске.
— Митч, я сделал тебя сотрудником высшей категории прежде всего потому, что считал — ты способен взять на себя такую ответственность. Мне нужно не только умение работать. Работать ты умеешь, я знаю. Но мне казалось, что ты знаешь и кодекс нашей профессии.
Однако я не сдавался.
— Да, сэр.
Шокен сел и закурил сигарету «Старр». После умело рассчитанного секундного колебания он пододвинул ко мне пачку.
— Митч, ты еще молокосос, стал служащим высшей категории совсем недавно. Но в твоих руках теперь немалая власть. Твои несколько слов — и через недели или месяцы судьба полумиллиона потребителей, мужчин и женщин, может полностью измениться. Это власть, Митч, безграничная власть. Ты знаешь старинную поговорку: власть возвышает. Безграничная власть возвышает безгранично.
— Да, Сэр, — снова сказал я. Что-что, а все старинные пословицы и поговорки были мне хорошо известны. Теперь я не сомневался, что он ответит на мой вопрос.
— Ах, Митч, — вздохнул Шокен, мечтательно размахивая сигаретой, — у нас есть права, есть обязанности, но не обходится и без профессиональных неприятностей. Одно немыслимо без другого. Без острой конкурентной борьбы и соперничества вся наша система утратила бы равновесие и полетела вверх тормашками.
— Фаулер, — опасливо прервал я его. — Вы же знаете, я не жалуюсь на систему. Она действует, и это все, что от нее требуется. Знаю, что и конкуренция необходима. И вполне согласен, что мы должны свято блюсти кодекс торговли, даже если Таунтон и затевает что-то против нас. Знаю, что об этом надо помалкивать, иначе вместо того, чтобы работать, заведующие отделами только и будут заботиться о безопасности собственной персоны. Но проект «Венера» у меня в голове, Фаулер. Так мне удобней. Если я стану все записывать, когда же мне работать?