Американская фантастика
Шрифт:
— Не так-то просто найти нотариуса, владеющего в равной степени английским и старонорвежским языками…
— Обратись в отдел кадров, они могут найти кого угодно.
В открытую дверь вошла секретарша и водрузила на письменный стол пузырек, полный таблеток бензедрина.
— Вот ваши бенни, мистер Хендриксон.
— Слишком поздно, прошептал Барни, глядя перед собой неподвижным взглядом, — слишком поздно.
Телефон и селектор зазвенели одновременно. Барни вытряхнул из пузырька на ладонь пару таблеток и запил их холодным, пахнущим картоном кофе. Затем он нажал на рычажок селектора.
— Хендриксон слушает.
— Барни, сейчас же зайди ко мне, — раздался голос Л. М.
Бетти подняла телефонную трубку.
— Это секретарша Л. М. Гринспэна, — сказала она Барни. — Л. М. хочет, чтобы вы зашли к нему.
— Понятно.
Барни с трудом поднялся из-за стола — болели мускулы — и подумал, сколько времени потребуется, чтобы бензедрин начал действовать. — Навались на работу, Чарли, мне понадобится конспект сценария — пара страниц, и как можно скорее.
Когда он проходил мимо Гриссини, проворные руки импресарио устремились к лацкану его пиджака, но Барни с искусством, рожденным многолетней практикой, ловко увернулся.
— Подожди минутку, Айвэн, я поговорю с тобой сразу после возвращения от Л. М. — Хор голосов мгновенно стих, отрезанный захлопнувшейся дверью. Будь добра, Бетти, дай мне свое полотенце, — попросил он.
Бетти протянула ему полотенце, и Барни набросил его на плечи, тщательно подоткнув его край за воротник рубашки. Затем он наклонил голову, подсунул ее под водопроводный кран и чуть не задохнулся, когда Бетти открыла кран. В течение нескольких секунд струя ледяной воды текла на затылок и шею продюсера, затем он выпрямился и вытер голову и шею полотенцем. Бетти одолжила ему свой гребешок. После ледяного душа он чувствовал себя слабее, но все-таки лучше и, когда посмотрел в зеркало, увидел, что выглядит почти как человек. Почти.
— Запри за собой дверь, — распорядился Л. М., когда Барни вошел в его кабинет, затем, хрюкнув от напряжения, перекусил кусачками последний телефонный провод.
— Больше нет, Сэм?
— Этот был последний, — сказал Сэм серым бесцветным голосом. Внешне Сэм тоже выглядел весьма серым и бесцветным, что было, несомненно, защитной окраской, ибо Сэм был личным персональным бухгалтером Л. М., и о нем ходила слава как о самом большом в мире специалисте по корпоративным финансам и увиливанию от уплаты налогов. Он прижал к груди папку с документами и посмотрел на Л. М. — В этом уже нет необходимости, — сказал он.
— Может быть, может быть, — Л. М. опустился в кресло, отдуваясь. — Но стоит мне только произнести слово «банк», когда у меня в кабинете не перерезаны провода, как мое сердце начинает биться с перебоями. У меня плохие новости для тебя, Барни. — Он откусил конец сигары. — Мы разорены.
— Что это значит? — Барни перевел взгляд с одного непроницаемого лица на другое. — Это что, шутка?
— Л. М. имеет в виду, — уточнил Сэм, — что «Клаймэктик студиоз» в ближайшее время обанкротится.
— Сели на мель, загублено дело всей моей жизни, — сказал Л. М. глухим голосом.
Сэм механически кивнул, подобно кукле чревовещателя, и сказал:
— В общих чертах положение таково. Обычно мы только через три месяца шлем свой финансовый отчет в банки, которые, как ты знаешь, держат контрольный пакет нашей студии. Однако по неизвестным для нас причинам они присылают своих ревизоров для проверки бухгалтерских книг уже на следующей неделе.
— Ну? — спросил Барни и внезапно ощутил легкое головокружение. Тишина стала невыносимой: он вскочил и начал ходить по кабинету. — Ну и они обнаружат, что студия на мели, что все прибыли — только на бумаге, — Барни повернулся к Л. М. и драматическим жестом указал на него, — и что все деньги перекачаны в фонд Л. М. Гринспэна, не облагаемый налогом. Не удивительно, что вы не переживаете, Л. М. Пусть себе студия катится под откос, а Л. М. Гринспэн будет идти вперед!
— Поосторожнее выражайтесь! Разве можно так разговаривать с тем, кто вывел тебя в люди…
— Вывел в люди — а теперь выводит! — Барни ударил себя по шее ребром ладони сильнее, чем это входило в его планы. — Послушайте, Л. М., — сказал он умоляющим голосом, потирая ушибленное место, — мы не должны сдаваться! Пока не опустится топор, у нас еще остается шанс! Ведь вы считали, что еще есть надежды на спасение, иначе бы вы не связались с профессором Хьюиттом и его машиной. Вы, наверно, думали, что большие кассовые сборы уменьшат давление со стороны банков, снова сделают фирму платежеспособной. И мы все еще можем сделать это!
Л. М. с мрачным видом покачал головой.
— Не хочу сказать, что приятно пожимать руку человеку, который вот-вот вонзит тебе нож в спину, но что я могу сделать? Конечно, финансовый успех фильма, даже просто отснятая, но не вышедшая на экраны большая картина позволила бы нам смеяться над банковской ревизией, но ведь мы не можем сделать фильм за неделю.
Мы не можем отснять фильм за неделю!Эти слова шевелились в отупевшей от кофеина, никотина и бензедрина голове Барни, будя какие-то далекие смутные воспоминания.
— Л. М., — сказал Барни, сопровождая свои слова драматическим жестом, — у вас будет инфаркт!
— Типун тебе на язык! — охнул Л. М. и схватился за мощный пласт жира где-то в районе сердца. — И не произноси больше этого слова. Одного инфаркта мне вполне достаточно.
— Послушайте. Вы отправляетесь вместе с Сэмом к себе домой, чтобы поработать над бухгалтерскими книгами, и, конечно, берете их с собой. Сегодня вечером вы заболеваете. Может быть, это расстройство желудка, а может, инфаркт. Ваш доктор говорит, что он подозревает инфаркт. В благодарность за все те деньги, которые он получил от вас, он должен оказать вам эту маленькую любезность. Несколько дней все бегают туда-сюда и кричат, бухгалтерские книги временно забыты, затем подходит уик-энд, и никому и в голову не придет смотреть книги раньше понедельника, может быть, даже вторника.
— Понедельника, — твердо сказал Сэм. — Ты не знаешь банков, Барни. Если в понедельник мы не представим книг, они пошлют на дом к Л. М. автобус с врачами.
— Ну хорошо, в понедельник. У нас все равно достаточно времени.
— Пусть понедельник — что от этого изменится? Откровенно говоря, я озадачен, — Л. М. нахмурился и принял озадаченный вид.
— А вот что, Л. М. Утром в понедельник я доставлю вам в кабинет отснятую картину. Картину, которая принесет вам два-три миллиона только из-за продолжительности, широкоэкранности и цвета.