Американская трагедия (с илл.)
Шрифт:
Но вот появился официант с подносом и расставил на трех сдвинутых вместе столиках коктейли, фруктовую воду и сандвичи. Все перестали танцевать и направились к столам, – все, кроме Спарсера и Гортензии. Клайд мгновенно отметил это. Бессердечная кокетка! Она вовсе и не думает о нем! А ведь совсем недавно она старалась уверить его в противном и заставила помочь ей с этим жакетом. Пусть отправляется к дьяволу. Он ей покажет! А он-то старался услужить ей… Но всему есть границы.
Наконец, видя, что все уже собрались вокруг столов, придвинутых к камину, Спарсер и Гортензия тоже перестали танцевать и присоединились к остальным. Клайд, бледный и угрюмый, стоял в сторонке, притворяясь равнодушным. Лора, которая давно уже заметила его ярость и догадалась о причине, оставила его, подошла к Тине Когел и рассказала,
– Вот весело, правда? Ужасно люблю танцевать под такую музыку.
– Вам-то, конечно, весело, – ответил Клайд, терзаясь завистью и досадой.
– А в чем дело? – спросила она негромко и почти обиженно, притворяясь, будто не понимает, хотя прекрасно знала, почему он злится. – Неужели вы сходите с ума потому, что я танцевала со Спарсером? Как глупо! Почему вы не подошли раньше и не пригласили меня? Не могла же я отказать ему, когда он уже был рядом!
– Ну конечно, не могли, – ответил Клайд язвительно, но тоже понизив голос: он, как и Гортензия, не хотел, чтобы остальные слышали их разговор. – А зачем вы прижимались к нему и смотрели ему в глаза? – Он был взбешен. – Не спорьте, я все видел.
Гортензия взглянула удивленно: ее поразила резкость Клайда, впервые он заговорил с ней так. Видно, стал слишком уверен в себе. Она была чересчур мила с ним. Но сейчас не время показывать ему, что ей вовсе не так с ним приятно, как она уверяла, – ведь ей хочется получить жакет, и они уже обо всем условились.
– Ну, знаете, это невыносимо, – сказала она сердито. Больше всего ее злило, что он прав. – Вы еще и ворчите. Чем я виновата, что вы вздумали ревновать! Я только потанцевала с ним немножко. Я не знала, что вы станете беситься.
Она уже собиралась отойти, но снова подумала об их уговоре; нужно как-то задобрить Клайда, иначе дело не выгорит. Она потянула его за лацкан пиджака, отводя подальше; остальные уже с любопытством смотрели на них и прислушивались.
– Ну, поймите же. Не надо так ворчать и дуться. Я ничего плохого не сделала. Честное слово. Теперь все так танцуют, и это ничего не значит. Разве вы не хотите, чтобы я была мила с вами? Помните, что я вам говорила?
И посмотрела ему прямо в глаза рассчитанно-нежно и многообещающе, точно он был здесь единственным, кто ей по-настоящему нравился. И обдуманно, с совершенно определенным намерением, состроила свою обычную гримаску, приоткрыв рот и чуть выпятив губы, как будто хотела его поцеловать. Эта гримаска доводила Клайда до безумия.
– Ну, ладно, – сказал он, глядя покорно и просительно. – Наверно, я глуп. Но я ведь все видел. Вы же знаете, Гортензия, я с ума схожу, я просто вне себя! И ничего не могу поделать. Иной раз мне хочется от этого избавиться. Не быть таким дураком.
Он печально смотрел на нее. А она, ясно представляя себе, как велика ее власть над Клайдом и как легко им вертеть, сказала:
– Ну… не надо, не надо так, будьте паинькой, – я вас поцелую, когда на нас не будут смотреть.
А между тем она почувствовала на себе взгляд Спарсера и сознавала, что его влечет к ней и что он нравится ей больше всех, с кем она встречалась за последнее время.
Глава XVIII
Разгар веселья настал, когда Оскар Хегленд опять напомнил о речке и о связанных с нею возможностях, – к этому времени все уже вдоволь натанцевались и немало выпили. Выглянув в окно, он вдруг воскликнул:
– Что же это такое? Почему лед остается без внимания? Смотрите, какой шикарный лед! Пошли кататься!
И они всей гурьбой вышли на улицу. Ретерер схватил за руку Тину Когел, и они пустились бежать; за ними Спарсер с Люсиль Николас (они только что танцевали вместе), Хигби с Лорой Сайп, которой он решил пока заняться для разнообразия, и Клайд с Гортензией. Едва компания очутилась на льду, на узкой вьющейся среди безлистых рощиц полоске, с которой ветер кое-где дочиста сдул снег, как все они стали похожи на юных сатиров и нимф древности. Они бегали взад и вперед, спотыкались и скользили; Хигби, Люсиль и Майда сразу упали, но тут же с хохотом вскочили на ноги.
Гортензия сначала осторожно семенила, опираясь на руку Клайда, но скоро начала бегать и скользить по льду, точно на коньках, взвизгивая в притворном страхе. И теперь не только Спарсер, но и Хигби, не считаясь с Клайдом, начали ухаживать за ней. Они скользили по льду рядом с ней, догоняли ее, притворялись, что подставляют ей ногу, и подхватывали ее, когда она падала. Потом Спарсер схватил Гортензию за руку и, не обращая внимания на остальных, будто против ее воли, потащил за собой вверх по ручью, к повороту, за которым они и скрылись. Решив не проявлять больше подозрительности и ревности, Клайд остался позади. Но в глубине души он опасался, что Спарсер может воспользоваться случаем и назначить Гортензии свидание, даже поцеловать ее. Она вполне способна позволить ему это, хотя бы и притворяясь, что все это против ее желания. Мучительно!
Клайд невольно поддался неотступной тревоге. Он ощущал свое бессилие, ему хотелось бы их видеть. Но тут Хегленд, держа за руку Люсиль Николас, стал сзывать всех в цепь; Клайд тоже взял Люсиль за руку и протянул другую руку Майде Акселрод, а та, в свою очередь, протянула свободную руку Ретереру. Хигби и Лора Сайп уже готовы были стать в конец цепи, когда появились Спарсер и Гортензия, скользя по льду и держась за руки. Они стали последними в цепи. Тогда Хегленд быстро побежал, увлекая за собой остальных; он поворачивал, бросался то туда, то сюда, пока все, кто был позади Майды, не попадали на лед. И Клайд заметил, что Гортензия и Спарсер, падая, скользили и катились вместе, толкая друг друга к берегу, пока не наткнулись на кучу снега, сухих листьев и веток. Юбки Гортензии сбились, открывая колени. Но вместо того, чтобы смутиться, как того ждал и хотел Клайд, она сидела так несколько мгновений, ничуть не стыдясь, и даже весело смеялась, а Спарсер был рядом и все еще держал ее за руку. Лора Сайп упала так, что сбила с ног Хигби, и он повалился на нее, и они тоже продолжали лежать, заливаясь хохотом, в весьма двусмысленной позе, как подумалось Клайду. Он заметил, что у Лоры платье тоже задралось выше колен. Спарсер, который успел уже подняться и сесть, показывал на ее красивые ноги и громко хохотал, скаля зубы. Кругом раздавались визг и взрывы смеха.
«Черт знает что! – думал Клайд. – И какого дьявола он все вертится около Гортензии? Должен был сам привести для себя девушку, если хотел повеселиться. Какое они имеют право уходить туда, где их никто не видит! И она думает, я поверю, будто это ничего не значит. Она никогда не смеялась со мной так весело, как с ним. За кого она меня принимает? Воображает, что меня можно водить за нос?» Он сердито нахмурился; но тут цепь восстановили. Люсиль Николас все еще держала его за руку. Спарсер и Гортензия снова оказались в хвосте. Но Хегленд, не подозревая о настроении Клайда и поглощенный веселой игрой, закричал: «Пускай теперь кто другой идет в конец!» Ретерер и Майда Акселрод, Клайд и Люсиль Николас послушно передвинулись в конец цепи, а Хигби с Лорой Сайп и Гортензия со Спарсером оказались впереди. Гортензия не выпускала руки Спарсера. Но теперь она стояла рядом с Клайдом (он был справа от нее) и взяла его за руку, а Спарсер, который стоял слева от нее, крепко сжимал другую ее руку, и это приводило Клайда в бешенство. Почему он не занимается Лорой Сайп? Ведь ее пригласили ради него! А Гортензия его поощряет!
Клайд теперь совсем приуныл и был так обижен и раздосадован, что с трудом участвовал в игре. Ему хотелось бросить все и затеять ссору со Спарсером. Но Хегленд, стремительный и нетерпеливый, увлек за собой всю цепь, раньше чем Клайд успел на что-либо решиться.
И как он ни старался сохранить равновесие, все-таки он, Люсиль, Ретерер и Майда оторвались от цепи и волчком завертелись на льду. В критическую минуту Гортензия выпустила руку Клайда, явно предпочитая держаться за Спарсера. Все упавшие одним клубком катились футов сорок по гладкому зеленоватому льду, пока не докатились до засыпанного снегом берега. Люсиль Николас лежала у Клайда на коленях, лицом вниз, в такой удобной для порки позе, что он не мог не рассмеяться. А Майда упала на спину рядом с Ретерером, высоко подняв ноги. «Нарочно», – подумал Клайд. Он считал, что она слишком груба и нахальна. И тут, конечно, начался восторженный визг, крик, хохот – такой громкий, что, наверно, было слышно за полмили.