Американская трагедия. (Часть 2)
Шрифт:
– Да, сэр, – просто сказал Клайд.
– Стало быть, она попала в беду, и вы не сумели ей помочь. Ну, а потом? Что вы тогда сделали? Как поступили? Да, кстати, какое жалованье вы получали в то время?
– Двадцать пять долларов в неделю, – признался Клайд.
– Других источников дохода не имели?
– Простите, я не понял.
– Были у вас тогда какие-либо другие источники откуда вы могли бы так или иначе достать денег?
– Нет, сэр.
– Сколько вам стоила комната?
– Семь долларов в неделю.
– А
– Долларов пять-шесть.
– Были еще какие-нибудь расходы?
– Да, сэр: на одежду и на стирку.
– Должно быть, вам приходилось также участвовать в расходах, связанных со всякими светскими развлечениями?
– Протестую, это наводящий вопрос! – выкрикнул Мейсон.
– Протест принят, – заявил судья Оберуолцер.
– Можете вы припомнить еще какие-нибудь расходы?
– Да, на трамвай, на поездки по железной дороге. И потом – я должен был вносить свою долю, когда участвовал во всяких развлечениях.
– Вот именно! – в ярости крикнул Мейсон. – Я считаю, что хватит вам подсказывать этому попугаю!
– А я считаю, что почтеннейшему прокурору незачем путаться не в свое дело, – фыркнул Джефсон, отбиваясь и за себя и за Клайда. Ему хотелось сломить страх Клайда перед Мейсоном. – Я допрашиваю подсудимого, а что касается попугаев, то мы за последнее время видели их тут сколько угодно, и натасканы они были, как самые отъявленные школьные зубрилы.
– Это злостная клевета! – завопил Мейсон. – Я протестую и требую извинения!
– Ваша честь, извинение должно быть принесено мне и моему подзащитному, и оно будет быстро получено, если только ваша честь соизволит объявить перерыв на несколько минут. – И, решительно подступив к Мейсону, Джефсон прибавил: – Я сумею добиться извинения и без помощи суда.
Мейсон сжал кулаки, готовясь отразить нападение. Блюстители порядка в зале суда, стенографисты, газетчики и даже клерк поспешно окружили обоих юристов и схватили их за руки, пока судья Оберуолцер неистово стучал по столу своим молотком.
– Джентльмены! Джентльмены! Вы оба проявляете неуважение к суду! Немедленно извинитесь перед судом и друг перед другом, иначе я объявлю процесс недействительным, подвергну вас десятидневному аресту и оштрафую на пятьсот долларов каждого.
Говоря это, судья со своего возвышения сурово поглядел на обоих. И тотчас Джефсон ответил самым учтивым и вкрадчивым тоном:
– Если так, ваша честь, я приношу свои извинения вам, господину прокурору и господам присяжным. Нападки прокурора на обвиняемого показались мне слишком несправедливыми и неуместными, вот и все.
– Не следует обращать на это внимание, – заметил Оберуолцер.
– Если так, ваша честь, я приношу свои извинения вам и господину защитнику. Может быть, я немного погорячился. Да и подсудимому тоже, – насмешливо прибавил Мейсон, взглянув сначала в гневные и непреклонные глаза судьи Оберуолцера, а затем в глаза Клайда, который сразу вздрогнул и отвернулся.
– Продолжайте, – сердито проворчал Оберуолцер.
– Итак, Клайд, – вновь начал Джефсон так спокойно, словно вызвать всю эту бурю значило для него не больше, чем чиркнуть спичкой, – вы сказали, что ваше жалованье составляло двадцать пять долларов в неделю и что у вас были всевозможные расходы. И вы не сумели к тому времени отложить немного на черный день?
– Нет, сэр… очень немного… почти что ничего.
– Так. Ну, а если бы врач, к которому обратилась мисс Олден, согласился помочь ей за вознаграждение, скажем, в сто долларов, – вы могли бы заплатить столько?
– Нет, сэр… то есть не сразу.
– Вам неизвестно, были ли у нее какие-нибудь свои деньги?
– Насколько я знаю, не было, сэр.
– Тогда как же вы рассчитывали ей помочь?
– Видите ли, я думал, что если она или я найдем доктора и он согласится ждать, я, может быть, сумею, откладывая понемногу, расплатиться с ним в рассрочку.
– Понятно. И вы искренне хотели так сделать?
– Да, сэр, конечно.
– И вы говорили ей об этом?
– Да, сэр. Она это знала.
– Но ни вам, ни ей не удалось найти врача, который помог бы ей, – а что дальше? Что вы тогда сделали?
– Тогда она захотела, чтобы я на ней женился.
– Немедленно?
– Да, сэр, немедленно.
– Что же вы на это ответили?
– Я сказал ей, что никак не могу сразу жениться. У меня не было для этого денег. И, кроме того, если бы мы поженились и никуда не уехали, по крайней мере, до тех пор, пока не родится ребенок, все вышло бы наружу и я потерял бы место. Да и она тоже.
– Почему же?
– А мои родственники? Мне кажется, они не захотели бы оставить меня на фабрике, да и ее тоже.
– Понятно. Они сочли бы, что вы оба не годитесь для этой работы.
– Во всяком случае, так я думал, – ответил Клайд.
– А дальше что?
– Видите ли, сэр, если бы я и хотел уехать с нею и обвенчаться, у меня не было для этого денег и у нее тоже. Мне пришлось бы сперва отказаться от своего места и подыскать где-нибудь другое, а уж потом она могла бы приехать ко мне. Кроме того, я знал, что нигде не смогу зарабатывать столько, сколько здесь.
– А служба в отеле? Вы не могли вернуться к этому делу?
– Да, пожалуй… если бы у меня были какие-нибудь рекомендации. Но я не хотел к этому возвращаться.
– Почему же?
– Мне не хотелось больше этим заниматься… не нравился такой образ жизни.
– Но не хотите же вы сказать, что вы вообще не желали ничего делать? Разве таковы были ваши намерения?
– Нет, сэр! Вовсе, нет. Я ей сразу сказал, что если она уедет на время
– до рождения ребенка – и даст мне возможность остаться в Ликурге, то я постараюсь жить скромнее и буду посылать ей все, что сумею сэкономить, пока она не сможет опять зарабатывать сама.