Американский детектив
Шрифт:
Пальцы были в паху и расчесывали волосы, О'Брайен схватил его пенис, большим пальцем атакуя головку, и прошептал:
— Ты ведь не хочешь оставить это? Ты хочешь чувствовать губы на пенисе? Губы сладкой женщины?
Джейсон знал, что не должен реагировать. Однажды он писал об обработке, и эксперты сказали ему, что заключенный избежит насилия, пока остается равнодушным и отстраненным. Пока он не реагирует ни на что, он избежит пытки и обработки. Джейсон знал, что должен остаться безучастным, отстраненным, молчаливым и бесчувственным, что бы не происходило. Он знал, но когда пальцы О'Брайена защекотали его
И помочился на руку О'Брайену.
Маленький капитан взревел, как от удара, и в бешенстве ударил Джейсона в лоб маленьким, но ужасно твердым кулачком. Стул опрокинулся бы, если бы не был привинчен, тем более, что последовал удар в грудь.
В ушах взорвался ужасный звон, глаза наполнились слезами, Джейсон задыхался. Но он не потерял сознание и видел панику О'Брайена.
Всхливывая, капитан тряс руками, будто они были обожжены кислотой; повизгивая, он отскочил от Джейсона и бросился к раковине в другом конце комнаты. Она была оборудована длинными кранами, как в операционных, О'Брайен открыл кран локтем и подставил руки под струю. Схватив мыло и щеточку, он драил руки, всхлипывая, как от боли.
Сцена была знакома Джейсону, он знал, что видел её раньше. Много раз.
О'Брайен ногой нажал педаль, и над раковиной распахнулся шкафчик с кучей полотенец и сиреневым светом, вероятно, ультрафиолетом для дезинфекции.
Сиреневый свет. Текущая вода. Джейсон все вспомнил, его ощущения переполнили воспоминания. Воспоминания побоев, мытья рук и побоев. Даже когда О'Брайен использовал шланг или Джейсона обрабатывала пара стражников, он прерывался, чтобы помыть руки. Джейсон вспомнил ярость О'Брайена, когда боль не помогла и пришлось применить наркотики. Он слышал, как О'Брайен говорил кому-то, может, блондину, что наркотики никогда не были так хороши, как обыкновенные побои. А когда наркотики не помогли, Джейсона впихнули в железный ящик. 168 часов бездействия с использованием КИ, чтобы выжить. Джейсон не знал, разбавленное КИ бездействие стерло память или побои О'Брайена. Да и неважно. Он вспомнил все и чувствовал триумф, будто победил капитана по всем статьям.
Он знал, что это глупо и что все это только борьба двух "Я", — его и О'Брайена. Они бились друг с другом, никто не сдавался и каждый хотел победы. Но "Я" поддерживало Джейсона довольно долго, когда он умирал от рака, и он решил победить в этой борьбе, неважно, сколько О'Брайен причинит ему зла.
Вытерев руки, О'Брайен закрыл кран полотенцем и выкинул его в мусор. Полив руки лосьоном, он втер сладко пахнущий крем и медленно подошел к столу со спокойной маской профессионализма на лице. Он уже не был паникующим ребенком.
Сидя в кресле, он закурил и посмотрел на Джейсона холодными, уже не яростными глазами. Потом несколько раз глубоко затянулся, продолжая тур гляделок.
Но Джейсон только наполовину воспринимал его глаза. Он морально готовился к боли, которая, он был уверен, последует. Но нет. Напротив, О'Брайен нажал кнопку вызова и приказал стражнику отвести Джейсона в камеру.
Капитан был полон достоинства, пока Джейсона развязывали. А когда его выталкивали из офиса, О'Брайен чуть улыбнулся, чтобы показать, кто здесь победитель.
Но дверь не успела захлопнуться, как послышался звук текущей воды, и Джейсон улыбнулся,
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
После этой встречи Джейсон ожидал смерти назавтра, но, к его удивлению, 24 часа незнакомца растянулись во много дней. Хотя тот иногда присутствовал на "обработках", Джейсон заметил, что он был не всегда. Но когда бы он ни приходил, Джейсона не удавалось заставить говорить, и мужчина в костюме становился все яростнее и все больше спорил с О'Брайеном.
Но сам О'Брайен к Джейсону больше не прикасался. Он не подходил достаточно близко. Маленький капитан перешел к другой стадии обработки. От неслыханно жестоких побоев к наказанию. Удары и шланг были заменены днями без сна.
Только он начинал дремать в камере, как стражник бил его и заставлял ходить по меловой линии между камерами. Как мячик пинг-понга, он шатался вдоль линии только для того, чтобы повернуть обратно. Его пихали, когда он спотыкался, и били в пах, когда он заступал за линию, и он ходил часами, до водянок, боли в ногах и помутнения рассудка от недостатка сна.
О'Брайен наблюдал за этим, иногда с незнакомцем, совершенно без эмоций. Он курил и смотрел, пока Джейсон окончательно не падал. Когда удары его уже не поднимали, О'Брайен щелкал пальцами, и Джейсона волокли в душ и окатывали ледяной водой. Потом, привязанный к креслу, Джейсон тупо смотрел на капитана, который настаивал всего на нескольких ответах. Только пара ответов. Только пара.
Но Джейсон знал, что за ними последуют ещё и еще, пока О'Брайен не победит, вытянув все. Конечно, он мог солгать. Он мог придумать правдоподобную историю об агенте ЦРУ. Мог даже сказать правду об Институте Джона Анрина и задании на острове. Если О'Брайен узнает это, земля не перевернется, но если узнает незнакомец — может. Джейсон был убежден, что тот — из правящей иерархии синдиката, информация о противоборствующей организации даст им преимущества. Даже если они подозревают об этом, они узнают, что их святилище нарушено, обнаружив, что он оттуда.
И Джейсон молчал, безропотно все снося. К тому же, неутомимый оптимист, Джейсон ожидал спасения в любой момент. В любую секунду он ожидал, что распахнутся двери, и Большой Джон освободит его. И он молчал, часами глядя на миниатюрного капитана тупыми глазами, разинув слюнявый рот. Естественно, молчание провоцировало новые прогулки, но Джейсон не сказал коротышке ни слова.
К бессоннице прибавился голод, Джейсона кормили только раз в день, если горсть червивого риса и чашку мутной воды можно назвать едой и питьем. Хотя сначала его мутило, Джейсон скоро понял, что надо есть все, что дают, и благодарил Институт за предусмотрительные инъекции протеинов, минералов, витаминов и всего прочего перед отъездом из Нью-Йорка. Он благодарил Большого Джона в перерыве между проклятиями за то, что того долго нет.