Амфисбена

де Ренье Анри

Несмотря на свои треволнения, г-жа Брюван самым любезным образом предложила мне свои услуги во всем, что могло бы облегчить мое устройство в Париже, прерывая свои предложения жалобами на здоровье своего племянника. Ах, если бы он не вел такой нелепой жизни и спокойно женился бы! Я старалась ее подбодрить и разговорить, как могла. Я говорила ей, что подобные состояния нервного истощения довольно часто бывают у американских деловиков и что сезон на чистом швейцарском воздухе или укрепляющее морское путешествие легко могут преодолеть эту физическую угнетенность.

Как раз об этом мы и говорили, когда в гостиную кто-то вошел. Вновь прибывший был друг Антуана Гюртэна, единственно с которым, по капризу, он соглашается видеться в это время и зовут которого

Жюльен Дельбрэй. У него очень приличный вид и приятная внешность. По-видимому, он очень милый и культурный молодой человек, знающий толк в безделушках и мебели. Г-жа Брюван, знакомя меня с г-ном Дельбрэем, сказала, что тот мог бы быть мне очень полезен при устройстве квартиры и ручалась за его любезное согласие. Г-н Дельбрэй подтвердил это очень вежливо, но с каким-то рассеянным видом, так что я подозреваю, что или он не так компетентен в этих вещах, или у него нет практического чувства. Прибавлю, что если г-н Дельбрэй и знаток редкостей, то он совсем не знаток в лицах. Действительно, как-то утром в прошлом месяце я завтракала в ресторане Фуайо и имела честь сидеть за соседним с ним столиком, и он, по-видимому, меня даже не заметил, меж тем как я отлично его запомнила. В конце концов, тщеславие мое нисколько не оскорблено плохой памятью г-на Дельбрэя, и я охотно буду с ним советоваться насчет своих будущих покупок. Я даже с удовольствием буду следовать его советам, если они будут соответствовать моему вкусу. Жму Вашу руку, дорогой Жером, и остаюсь дружески Ваша

Лаура де Лерэн.

Г-ну Жерому Картье, Берлингем,

Сан-Франциско (Соединенные Штаты)

Отель «Манфред», улица Лорда Байрона

Париж, 16 апреля

Дорогой Жером!

Все еще пишу Вам из вечного моего отеля «Манфред», а не с квартиры на улице Гастон-де-Сен-Поль. Вы, может быть, думаете, что я уже там устроилась. Ничего подобного, ничего еще не готово. И, что всего страннее, в задержке этой виноват — угадайте кто? — г-н Жюльен Дельбрэй своей особой. Да, дорогой мой, это так.

Я представляю себе, какое лицо Вы сделали, потому что, хотя я уже больше и не жена Вам и Вы больше не отвечаете за мои поступки и действия, Вы очень еще способны, уверена в этом, немного меня ревновать. Я даже надеюсь, что Вы ревнуете, и сочла бы себя униженной, если бы было иначе. Это значило бы, что у Вас обо мне не сохранилось такого рода воспоминаний, оставить которые я все-таки рассчитывала. Моя женская суетность оскорбилась бы этим. Однако успокойтесь, я не желаю, чтобы ревность Вас мучила и причиняла Вам малейшее огорчение. Я хочу только, чтобы она внушила Вам немного беспокойства на мой счет и дурного настроения. Я хочу, чтобы она оживила Вашу память обо мне. Я требую от Вас знаков уважения, а не собираюсь налагать на Вас наказания. Одним словом, я ничего не имею против того, чтобы Вы несколько омрачились от этого Жюльена Дельбрэя.

Не предполагайте, однако, что г-н Жюльен Дельбрэй внезапно завоевал значительное место в моей жизни и что сердце мое хоть сколько-нибудь в этом заинтересовано. Нет, просто г-н Дельбрэй, кажется мне, может сделаться тем другом и товарищем, которого я желала и отсутствие которого образовывало незаполненное место в моем существовании. Больше ничего; по крайней мере, в настоящую минуту. Все, что я могу сказать, сводится к тому, что г-н Дельбрэй, по-видимому, обладает некоторыми качествами, необходимыми для очень приятного друга и премилого компаньона. Прибавлю, что существуют все шансы, что мы оба на этом и остановимся. Признаки этого я охотно Вам сообщу.

Вернемся к тому завтраку в январе, о котором я упоминала в конце последнего моего письма. Это утро было одним из тех, в которые, как я Вам говорила уже, я была совершенно опьянена моей парижской свободой. Завтракать так, по-холостому, одной, в ресторане, казалось мне прелестным

подвигом. Оживленная этим, я в это утро была, право, очень хорошенькой. Очевидно, г-н Дельбрэй — для меня в эту минуту господин с третьего стола — заметил это, так как он, по-видимому, испытывал искреннее удовольствие наблюдать за мною. Внимательные взгляды этого господина нисколько меня не раздражали. Я говорила себе: «Вот какой-то человек находит меня себе по вкусу, я произвожу на него сильное впечатление. Он будет вспоминать обо мне с нежностью».

Через два месяца я встречаю у г-жи Брюван моего восторженного наблюдателя из ресторана Фуайо. Нас знакомят… и должна признаться, что я не произвела на него неизгладимого впечатления. Г-н Дельбрэй совершенно позабыл мое лицо. Согласитесь, дорогой Жером, что большие страсти не так начинаются. Это противоречило бы всем традициям чувств!

Конечно, Вы можете мне возразить, что положение можно истолковать, что касается до меня, и иначе. Действительно, ведь это я узнала в г-не Дельбрэе посетителя Фуайо. Так что это на меня произвела особенное впечатление привлекательность его внешности. На это я Вам отвечу просто, исходя из состояния моей души, в котором я тогда находилась. В ту минуту у меня был подъем совершенно особенной наблюдательности. Только что приехав в Париж, полная любопытства ко всему виденному, я отличалась необыкновенной зоркостью. Наблюдать каждый день новые вещи — это заостряет память и делает ее более гибкой. Г-н Жюльен Дельбрэй попал в сферу этой временной моей способности и не должен делать из этого никаких заключений в свою пользу. То, что я его запомнила, не значит, что в нем есть что-то замечательное. Из этого не следует также, что я собираюсь специально им заинтересоваться. Если бы это было так, я бы Вам преспокойно сказала бы об этом, потому что чувствую по отношению к Вам прилив откровенности.

Шутки в сторону, я думаю, что у г-на Дельбрэя и меня простое совпадение симпатии, да и то та, которую вначале испытывал ко мне г-н Дельбрэй, была не особенно внимательной. Действительно, придя дня через два после нашей встречи у г-жи Брюван на набережную Малакэ, я узнала, что г-н Дельбрэй собирается уезжать. Он отправлялся на две недели в провинцию к матери. Пожалуйста, не думайте, что новость эта меня огорчила или доставила мне какое-нибудь разочарование. В самом деле, какое значение могло иметь для меня отсутствие г-на Дельбрэя? Помешает ли это мне ходить по любимым антикварам?

Иногда, впрочем, я бывала в затруднении. Спора нет, занятно покупать старинные вещи, но нужно, чтобы они были не слишком новы. С другой стороны, скучно, когда вас обманывают, и, чтобы по возможности избежать этого, нужна наметанность глаза, которой я еще не приобрела. Так что, когда через две недели я получила от г-на Дельбрэя в своем отеле письмо, очень искусно написанное, к тому же в котором он предоставляет в мое пользование свои слабые познания, я не подумала ломаться и не отклонила добровольных услуг любезного и знающего дело руководителя.

Потому что, уверяю Вас, дорогой Жером, принимая предложения г-на Дельбрэя, я думала исключительно о пользе, которую они могут мне принести, и поступила как отъявленная эгоистка. Мое согласие ни к чему меня не обязывало. Г-жа Брюван мне очень расхваливала г-на Дельбрэя. Она говорила, что он весьма воспитанный и культурный человек. Мне представлялся случай найти в нем приятного товарища в прогулках по Парижу. Может быть, это было слишком поспешно так принять его, но, в конце концов, разве я не вольна в своих поступках? Разве я не простая разводка, которая никому не обязана давать отчета и имеет право проводить время как ей заблагорассудится? Что же касается до того, что может подумать г-н Дельбрэй о легкости, с которой я приняла его предложения, то за это отвечает добрейшая г-жа Брюван. Оставалось объяснить только мою бесцеремонность, но для этого было совершенно достаточно моего положения полуамериканки. Итак, разрешив все сомнения, я ответила г-ну Дельбрэю, пригласив его на завтрак в отель «Манфред».