Амнистия
Шрифт:
– Тогда пишите.
Руденко передал Локтеву бумагу, продиктовал текст агентурной подписки о согласии лица стать внештатным осведомителем ГУВД Москвы.
– Какой-нибудь звучный псевдоним себе за эти дни не придумали? – спросил Руденко. – Тогда напишите, что выбрали себе псевдоним «Кактус». Число. И распишитесь.
– Кровью?
– Не смешно, – покачал головой следователь.
Дважды перечитав текст расписки, Руденко встал из-за стола, спрятал документ в сейф, достал из него водительские права, отобранные у Локтева при
– Спасибо, я без машины, как без рук, – Локтев спрятал права во внутренний карман пиджака. – Значит, о том, что я стал стукачом, то есть внештатным осведомителем, теперь будете знать только вы и я?
– Совершенно верно, – кивнул Руденко. – Вы и я. А теперь, когда все формальности выполнены, перейдем к делу. К черту всю рутину, к черту ваши театральные круги, этих гамаков и психов. Займемся настоящим делом. Вам знаком этот человек? По моим сведениям, вы должны его знать.
Руденко достал из-под бумаг черно-белую фотографию мужчины лет тридцати, показал снимок Локтеву. Тот кивнул.
– Это Тарасов Максим, – сказал Локтев.
– Он ваш друг?
– Нет, просто знакомый.
– Когда вы встречали его в последний раз?
– Последний? Кажется, года два назад в Петрозаводске. В тамошнем областном театре ставили мою пьесу «Уходящая жизнь»…
– Хорошо, вот вам бумага. Изложите все письменно. Абсолютно все, что вспомните о Тарасове. Все, что о нем знаете. Имеют значения самые мелкие детали, незначительные штрихи к портрету. Вы же драматург, вам по силам эта задача. Но без литературщины. Только факты. Начните с начала, когда, где при каких обстоятельствах вы познакомились. Где и когда встречались, ваши с ним разговоры. Общие знакомые. Привычки Тарасова, склонности, черты характера. Словом, все. По милицейской линии Тарасов никогда не привлекался, поэтому информация о нем более чем скудная.
– Что он натворил?
– Как внештатный работник милиции, помогающий следствию, вы должны иметь представление о существе дела, – Руденко надул щеки. – Доказано, что Тарасов причастен к нескольким жестоким убийствам в Москве. Вот, собственно, и вся наша информация. Мотивы преступлений – не известны, сообщники – не известны, место лежбища Тарасова не известно… И так далее. Установлена только его личность. По существу, вы единственный человек в Москве, кто хорошо знает Тарасова. Поэтому ваша информация так важна. Понимаете?
– Понимаю, – кивнул Локтев.
– Кстати, один интересный факт, информация для раздумий. Сам Тарасов уже больше года числится пропавшим без вести. В один прекрасный день он вышел из своей квартиры и больше туда не вернулся. Его отец обратился в милицию только через две недели после исчезновения сына. По факту исчезновения человека возбудили дело. Тарасова искали, но результата нет. Все это время его никто не видел, ни у кого из родственников он не показывался, не давал о себе знать. И вот Тарасов вдруг всплыл в Москве. Как на зло, живой и даже здоровый. Где он пропадал все это время? Вопрос на засыпку. Сейчас я, чтобы не мешать, уйду. Запру вас в кабинете и уйду.
– Лучше меня не запирайте.
Локтев погладил себя ладонью по беспокойному животу. Руденко, пожав плечами, собрал со стола бумаги и запер их в сейф. Локтев склонился над чистым листом.
Локтев потер ладонью горячий лоб.
В голове все это не умещается. Ясно, Руденко хотел сделать из Локтева не просто рядового стукача. Хотел сделать учатника своей игры. И затея удалась, осуществилась без особого труда. А Тарасова разыскивают в Москве за жестокие убийства.
Теперь, в эту самую минуту, нужно вспоминать обстоятельства их знакомства, их разговоры. Если засесть за стол основательно, о Тарасове можно роман написать. Ну, пусть не роман, хотя бы небольшую повесть. Это можно… Но кто сказал, что следователь Руденко должен знать абсолютно все, что знает Локтев? Никто этого не говорил. Зачем сразу вываливать, как подарки из мешка, всю информацию?
Когда же случилась их первая встреча с Тарасовым? Года три назад… Или четыре… Сколько же времени прошло с тех пор? Помнится только, была поздняя осень, дождливый, слякотный день.
Локтев, промокнув на остановке, так и не дождался автобуса, взял частника, и через четверть часа сдавал плащ в служебный гардероб областного драматического театра. Он поднялся наверх по широкой лестнице из белого гранита, на пару минут остановился перед свежей ещё пахнувшей типографской краской афишей, пришпиленной к стене конторскими кнопками.
Он несколько раз перечитал надписи синими аршинными буквами: «Премьера. 24 октября. Современная пьеса Алексея Локтева „У каждого свой шанс“. Режиссер Виктор Решетовский. В спектакле заняты ведущие артисты областного театра».
Когда Локтев вошел в зал, прогон спектакля шел полным ходом. Режиссер Решетовский, как обычно, устроился в середине третьего ряда, точно против сцены. Он низко опустил подбородок, и наблюдал за артистами прищуренными глазами сытого бульдога. Со сторон казалось, режиссер спал.
Локтев, боясь потревожить чужие творческие раздумья, тихо опустился на соседнее кресло. «Опаздываете, молодой человек», – буркнул Решетовский. Локтев хотел что-то ответить, но тут на сцене показался актер, которого до сего момента видеть почему-то не доводилось. На репетициях в роли замужнего мужчины, обреченного на безответные любовные страдания, исполнял совсем другой человек.
«Кто это?» – шепотом спросил Локтев. «Это Тарасов из второго состава, но, видимо, мы переведем его в первый состав, – шепотом же ответил Решетовский. – Потому что Линейников запил». «А, понятно», – кивнул Локтев.
Тарасов прошелся по сцене размашистым шагом, остановился и раскатистым баритоном воскликнул: «Мою любовь украли, как крадут на вокзале чемодан. Моего Вовочки больше нет со мной». «А что это за реплики произносит этот Тарасов? – насторожился Локтев. – В моей пьесе нет этих слов». «Репетиции надо посещать, – Решетовский окончательно пробудился от дремоты. – Прошлый раз вас не было. А мы с художественным руководителем решили кое-что поменять. Как бы осовременить ваш материал». «Что именно поменять?» – заволновался Локтев. «Поменять сексуальную ориентацию этого персонажа, – Решетовский показал пальцем на сцену. – Это современно и свежо».