Амнистия
Шрифт:
Тарасов спустился вниз, наклонился над Васильцом. Дважды выстрелил ему в голову. Протяжный раскат грома, как это выстрелов, прокатился по округе. Сверкнула ещё одна молния.
– Теперь хоть на свадьбу езжай, хоть сам женись. Жаба. Крысятник.
Тарасов сунул пистолет в карман.
Василец с вытаращенными глазами лежал на земле. Тарасов увидел две глубокие сочащиеся кровью дырки во лбу. Открытый рот быстро наполняется дождевой влагой.
Тарасов, оступаясь на скользкой земле, дошел до ворот. Затворил за собой калитку, вышел
Последняя надежда полетела к черту. Все ясно, теперь придется действовать одному. И отложить ничего нельзя. Субботин дошел до кондиции. Он напуган до смерти. Настолько напуган, что готов приползти на брюхе с деньгами в зубах.
Что будет, если все-таки отложить дело? Предугадать не трудно.
Через пару дней страх Субботина выветриться. Субботин остынет, придет в себя. И снова станет несговорчивым. Тогда все начинай сначала. А на это уже не сталось терпения. И денег не осталось.
Откладывать нельзя.
Глава двадцать седьмая
Это была неспокойная ночь.
Часовая стрелка уже проползла цифру два, а Субботин все лежал на спине с открытыми глазами и смотрел в темный невидимый потолок. Он дважды вставал, выходил на кухню и принимал успокоительное, запивая лекарство водой из крана. К пяти утра он понял, что все равно не заснет, нечего себя мучить бездействием.
Надо придумать себе какое-нибудь занятие, путь никчемное, бесполезное. Он встал, заперся в своем кабинете, открыл большой чемоданчик с деньгами. Сто долларовые купюры сложены в пачки, крест на крест перехваченные резинками. Субботин снял резинки, стал неторопливо считать деньги. Он досчитал до трехсот восьмидесяти тысяч, на этом терпение кончилось.
Нет никакого удовольствия мусолить бабки. Чужие бабки. Мука смертная, сердце кровью истекает.
Он побросал деньги в «дипломат», даже не собрав их в пачки, опустил крышку и набрал шифр кодового замка. Этот массивный, с прочными широкими стенками чемодан Суботину вручил Журавлев. И заявил: деньги сложите именно в мою тару.
Субботин удивился. «Не ищи в этом чемодане второго дна, – сказал Журавлев. – Тут нет вмонтированного микрофона или других примочек. Все дело в замках. Их невозможно открыть за одну секунду. Надо покопаться, пять раз набрать шифр. А потом утопить в панели сперва левую, а затем правую кнопку. Иначе он не откроется».
«Но это выглядит очень подозрительно, – возразил Субботин. – Представьте. Я приезжаю на место и долго не могу открыть чемодан, копаюсь в замке, и не могу его открыть. Эта сука бешенная меня пристрелит». «Если у вас есть какой-то другой способ, чтобы выгадать время, предлагайте», – ответил сыщик.
Субботин задумался, поскреб пальцами затылок. Другого способа он предложить не мог. «Запомните свою задачу, – сказал сыщик напоследок. – Вы должны передать Тарасову деньги. И все. И точка. Ничего сверх этого плана. Передаете деньги, садитесь в машину и уезжаете».
Субботин взвесил в руке чемодан. Тяжелый. Даже очень тяжелый. Два лимона как-никак. Он успокоил себя той мыслью, что, новый хозяин у денег ещё не появился. Может так сложиться, что и не появится. Вчера Журавлев установил в багажнике «Опеля» какое-то оборудование. Предупредил Субботина, что в решающую минуту, он, Журавлев, будет рядом. И ушел.
Сыщик уверяет, что все закончится благополучно. Тело Тарасова упокоится в безымянной могиле. Хорошо бы так. Но слишком уж рассчитывать на Журавлева, разумеется, не следует. Сыщик пусть и опытен, но далеко не молод. Значит, не та реакция. Возможно, сегодня вздремнет в земле именно он, а не Тарасов. В таком случае деньги плакали.
И хорошо бы самому Субботину ноги унести.
Вчера поздним вечером позвонил Тарасов. Голос доносится издалека, словно с того света: «Завтра в девять утра будь на двадцать восьмом километре МКАД, возле той самой коммерческой забегаловки. Усек?» «Какой забегаловки?» – на всякий случай переспросил Субботин. Он боялся что-то перепутать, ошибиться в какой-то мелочи. «Той самой забегаловки, на том самом километре, откуда ты начал движение в прошлый раз, – ответил Тарасов. – Стой и жди. Позвоню».
Субботин посмотрел на часы. Время пролетело почти незаметно. Пора собираться. Он умылся, выпил чашку кофе. Хорошо бы пожевать чего-нибудь. Но еда не полезла в горло. Через полчаса Субботин с чемоданом в руках вышел из квартиры, сел за руль «Опеля». В центре он попал в пробку и проторчал в ней почти полчаса.
К условленному месту он подъехал ровно в девять. Субботин не стал выходить из машины. Он сидел в водительском кресле, сложив руки на груди. Он чувствовал внутреннюю дрожь. Четверть десятого телефон зазвонил. Оказалось, Журавлев.
– Нет известий?
– Я жду, он ещё не звонил, – сказал Субботин. – А если он не позвонит?
– Наберитесь терпения, – ответил Журавлев.
Еще четверть часа Субботин провел в напряденном ожидании. Он пытался слушать радио, читать вчерашнюю газету, но не мог ни на чем сосредоточиться. Телефон молчал ещё сорок пять минут. Звонок раздался только в десять.
– Ты уже на месте? – Тарасов громко зевнул в трубку.
– Я уже больше часа, как на месте.
– А почему ты, засранец, приехал раньше?
– Ты сказал приехать в девять. Я приехал ко времени.
– Вот как, мы договорились на девять? – Тарасов снова зевнул. – Тем лучше. Езжай.
Короткие гудки. Субботин тронул машину. Он занял средний ряд, выбрал скорость восемьдесят. «Ничего, сегодня все кончится, – сказал себе Субботин. – Все будет хорошо». В собственное утверждение почему-то не очень верилось.
Он погладил ладонью крышку чемоданчика с деньгами, лежавшего на соседнем сидении. Черт, ещё не хватало расплакаться, пустить слезу…