Ампула Грина
Шрифт:
Полная женщина в клетчатом переднике развешивала между столбами белье. Доставала из поставленного на землю таза простыни и рубахи, укрепляла их на веревке зажимами, а потом бралась за поясницу и кривила лицо. Увидела Валерия, окликнула, будто знакомого:
– Голубчик, подержи посудину, помоги хворой тетке!
Хворой она не казалась, но Валерий поставил чемоданчик и взял тяжелый таз. Пошел рядом с тетушкой, которая доставала и вешала белье штуку за штукой. От влажной ткани вкусно пахло свежестью.
– Мужики-то мои до рассвета слиняли на рыбалку, – весело пожаловалась тетка. – А я вот со своим радикулитом верчусь одна. Нагибаться – каждый раз такое страданье… Ну, спасибо тебе. Ты, видать на каникулы приехал?
– Типа того, – усмехнулся Валерий, вспомнив коричневых лягушат со штурвалом.
– Ну, счастливых тебе гуляний… И девушку хорошую…
– Само собой, – согласился Валерий. И почувствовал себя своим на этом дворе.
Впрочем, не только на этом, на другом тоже.
– Добрый день, – сказал он щетинистым мужичкам, забивавшим «козла» на щелястом столе.
– Тебе того же! – оживились мужички, задвигались. – Присаживайся с нами, у нас пивко есть.
– Спасибо, спешу… – (хотя и не очень спешил).
– Ну, добрый путь тогда…
Третий двор и правда напоминал картину Поленова. На залитом солнцем просторе торчали горбатые сараи, белели березовые поленицы, кривился колодезный сруб, валялось колесо от допотопной телеги. Над заборами подымалась очень белая шатровая колоколенка.
Через траву двигалась гусиная вереница. Предводитель с большой шишкой на лбу глянул на Валерия подозрительно.
– Я хороший, – на всякий случай сказал Валерий. Гусак поверил. Гоготнул по-свойски и повел вереницу дальше.
А Валерий через проход среди полениц проник еще на один двор. Такой же широкий, как и прежние.
Здесь было совсем безлюдно. Сначала. А потом, на дальнем конце, из-за ржавого остова древнего «москвичонка» показался мальчишка. Он бежал.
Как-то неловко бежал – то ли спотыкался, то ли прихрамывал. И оглядывался. "Уж не гонятся ли за пацаном?" – кольнуло Валерия.
Но дело было в другом. От мальчишки тянулся в вверх шнур, а на конце шнура, метрах в двадцати над землей дергалось, ныряло из стороны в сторону… непонятно что.
То есть похоже, что змей, только странный какой-то. Коробчатый, что ли? Но коробчатые конструкции бывают обтянуты тканью или бумагой, а здесь весь каркас был виден насквозь. А внутри его что-то громоздилось.
Валерий остановился у заросшего тополиного пня и ждал. Мальчишка рывками приближался (дергал при этом шнур). Он был в сизой мятой одежонке, вроде той, какую лет десять назад носил и Валерка Зубрицкий. Разлохмаченные на кромках джинсовые шорты, такая же безрукавка, надетая на голое тело. Ременчатые сандалетки на босу ногу… Наверно, из-за них, слишком разболтанных, он и спотыкался.
Наконец хозяин змея (или не змея?) остановился в двух шагах. Мельком глянул на Валерия, развернулся и запрокинул голову.
Было ему, как и близнецам на берегу, лет девять.
Если бы тощему и ломкому Буратино заменили нос дырчатым шариком, а круглую голову украсили оттопыренными ушами и сверху покрыли темным ёжиком, то получился бы в точности этот мальчишка. Впрочем, Валерий подумал про такое сходство мельком, потому что смотрел он, как и мальчик, на летающую "штуку".
"Штука" приземлялась. Мальчик что-то сердито шептал, растопыривал немытые локти и дергал шнур (а точнее – обычную бельевую веревку). Видимо, пытался управлять спуском. Но спуск проходил неуправляемо – зигзагами, то быстро, то медленно. И наконец сооружение косо брякнулось в низкий клевер и подорожники.
Валерий увидел, что это обшарпанный стул из круглых гнутых палок (такая мебель, кажется, называется венской). Стул лежал, завалившись на спинку. В разных местах на нем были укреплены бумажные и пластмассовые вертушки, изогнутые жестянки, мелкие шестеренки и ржавые диванные пружины. А на обратной стороне сиденья держалась примотанная проволокой мятая противогазная коробка (Валерий раньше видел такие в музейном отделе "Вторая Мировая война").
"Обалдеть", – подумал Валерий. Сам того не заметив, подошел вплотную, навис над стулом. Уронил траву чемоданчик и зачесал в затылке. Взглянул на мальчишку. А тот стоял на одной ноге и левой сандалеткой чесал правую щиколотку. Смотрел на приземлившийся стул и неразборчиво бормотал.
Потом сказал разборчиво:
– Ну, чего тебе опять не хватает, паразит?
Это он стулу, а не Валерию. А Валерий спросил:
– Что у тебя за устройство такое?
Мальчик глянул быстро, отвернулся опять и ответил без охоты, но и без промедления:
– Это лап.
– Что за лап?
– Ну, сокращенно "Летательный аппарат".
– Понятно, что летательный. А почему?
Хозяин лапа посмотрел внимательней. Был он темноволос, а глаза светлые – серые. Круглые и печальные.
– Тебе правда интересно, или ты так… для разговора?
"Для пустого трёпа", – перевел Валерий.
– Мне в самом деле интересно. Как этот лап летает? Вопреки всем законам аэродинамики…
– Здесь другие законы, – сумрачно отозвался мальчишка и опять стал смотреть на стул. Некоторые вертушки лапа крутились, хотя не было на солнечном дворе ни малейшего дуновения.
– Объяснил бы… – неуверенно попросил Валерий.
Мальчик вдруг сел, прислонился к пню, подтянул колени. Глянул на Валерия снизу вверх. Кажется, учуял в незнакомом парне по правде заинтересованного человека.
– Смотри. Видишь, этот стул из гнутого дерева?
– Вижу. И что?
– А в изогнутом дереве всегда возникает напряжение…
– Понятно, – кивнул Валерий. – И что дальше?
Мальчик поморщился. Не перебивай, мол.
– А если в чем-то возникает напряжение, в этом предмете и вокруг него ускоряется время…
– М-м…
– Если «м-м», тогда ты ничего не поймешь, – досадливо сказал хозяин лапа. – Чтобы понять, надо принять этот закон…
Он совсем не похож был на юного интеллектуала. Этакое уличное дитя с исцарапанными конечностями, шелухой на ушах и болячкой на верхней губе. Но говорил правильными фразами. "Видать, немало читает", – мелькнуло у Валерия.