Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
После завтрака Телятев поднялся. Сразу вскочил полицейский.
Федор надел на станового шубу.
Ни на кого не глядя, Телятев прошел мимо расступившихся мужиков.
– Покажи мне деревню, – сказал он на улице Федору.
Но что бы тот ни показывал, становой хмурился недовольно и смотрел на все так, словно все это было ни к чему, а когда ему показали мельницу, он махнул рукой и отвернулся.
Илья держал коней. Егор не пошел с начальством. Остальные мужики ходили следом за Телятевым.
Никто не мог понять, что
Телятев вдруг пошел быстро к барабановской избе, приказав мужикам следовать за собой. Он опять велел позвать всех. Кликнули Егора.
– Так хорошо живете? – когда все собрались, спросил Телятев, улыбаясь как-то кисло.
– Не жалуемся, – отозвались мужики.
Вялый и болезненный на вид становой, похоже было, не собирался их допекать придирками. Такой казался неопасным.
Телятев помолчал, поморщился, достал какие-то бумаги, нехотя перелистал их и вдруг быстро свернул и спрятал.
– В своем ли уме человек? – шепнул Силин на ухо Егору.
Телятев обежал мужиков взором и потупился.
– А как охота? – спросил он.
Мужики стали было рассказывать про свои промыслы, но Телятев опять махнул рукой, приказывая замолчать.
– Ну, так вот, – проговорил он тонким голоском и строго оглядел присутствующих. – Все, что вы мне показывали, теперь не нужно. Вам придется переселяться на новое место.
– Ка-ак?.. – разинул рот Пахом. Его словно удар хватил, лицо обмякло.
«Вот уж становой так становой! Год не ехал, а приехал… Какая подлюга!» – подумал Егор. Он не поверил словам Телятева, но почувствовал, что этот маленький тщедушный человек хочет отравить ему новую жизнь. Мало ли чего не бывает, когда чиновники начнут выматывать деньгу. Вспомнил Егор, какой произвол был на старых местах, каков там рабский страх народа. И заметил Егор, что этот старый страх перед начальством шевельнулся сейчас в душах поселенцев.
– Так вам придется с этого места переселяться, – вразумительно и властно продолжал Телятев, подымая бледный маленький палец. Откуда вдруг в нем явилась осанка! Речь стала резкой, взор твердым. Раньше он терся вблизи столицы и имел очень смутное представление о том, какова жизнь тут и каковы люди.
– Как же так, господи! – запричитала в углу Барабаниха.
В душе она догадывалась, к чему идет дело, и полагала, что тут кстати выказать испуг и отчаяние.
– Получилась ошибка, – с холодным, жестким выражением лица продолжал становой. – Вас не туда поселили, куда следовало.
Силин растолкал товарищей и выскочил вперед.
– Людей с места согнать нельзя! Нынче – воля!
Телятев посмотрел на него пристальным взором.
– Баня у вас запирается? – спросил становой у Барабанова.
Тот кивнул головой.
Телятев подозвал полицейского.
– Кто будет противоречить, надо посадить в баню, а потом отправим в тюрьму.
– Как же так?.. – пробормотал Федор.
– Я вам покажу волю!.. – вскакивая с места, тонко закричал Телятев. – Сейчас велю под арест! – Он был бледен, большие его уши покраснели. – В Богородском за такие разговоры старика Митрофанова запороли. Недавно я сам согнал деревню новоселов. Никто не пикнул. Выселить! Разбойники! Мерзавцы! Сели, где не надо. Я вас!.. Летом дома снести! Начальство допустило ошибку и будет отвечать за это. Будем вас переселять в Тамбовку… На Быстрый Ключ. Самых непокорных – на Сахалин!
Телятев поманил к себе Егора.
– Да ты запомни, что я не шучу, а говорю всерьез! – сказал становой, словно догадываясь о мыслях мужика по его невозмутимому виду.
Потом Телятев выгнал всех и лег спать, приказав не беспокоить и пригрозив, что если что-нибудь случится, то он пришлет команду из города.
«Не стыдно ему, собаке, язвить людей в самом их светлом и заветном! Нехитро придумал, но и то испугал», – выходя, думал Егор.
У станка запряженные лошади звенели колокольцами. В кореню запряжен новый конь Егора, молодой Саврасый. За лето кони одичали, отъелись. Они били копытами, нехотя шли в упряжке. Горячая тройка ждала станового. Везти должен был Илюшка Бормотов.
Егор думал, что жизнь людская, труд, счастье народа для начальства ни гроша не стоят. «Врет становой, врет вражина! Не посмеет сселить, да и никому не надо сселять деревню, – стоит она на нужном, прекрасном месте. Просто пронюхал, что есть золото, захотел разжиться, умней ничего не придумал, чтобы напугать. Да еще узнал, что у нас хорошие охотники. Заплатили ему Барабановы двадцать пять рублей и все дело испортили: теперь он станет вымогать!»
Илья Бормотов с бичом молча, с нетерпеливым видом прохаживался перед станком, хлопая себя кнутовищем по валенкам. Он тоже был в избе. Пока он слушал станового, жена его Дуняша держала коней.
Силин подошел к Егору.
– Связать его? – спросил он.
– Нет… Дай я его прокачу, – сказал Егор, обращаясь к Илюшке.
– Нет, дядя Егор, побереги себя. Я ему покажу!.. – ответил Илья, дико сверкнув глазами.
– Долго же он думал. Ну и теля, – сказал Егор. – На какие выдумки пустился!..
Становой поспал недолго. Проснувшись, он подозвал Барабаниху, велел подать чаю и закурил папиросу.
– Золото моешь? – как бы между прочим спросил он Федора.
– Да как сказать… – замялся Федор.
– А ну, подай сюда. Что у вас за золото?
У Федора заранее было приготовлено для начальства золото со шлихами, «с блеском» и всякой дрянью. Он достал мешочек.
– Вот сюда, – показал дряблым пальцем на тарелку Телятев. – Еще подсыпь, не жалей!
Он склонился к тарелке, выбрал кусочки породы, выдул пыль.
– Еще сыпь. Что, больше нету? А кто еще моет?
– Больше никто, – ответил Федор.