Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
– Водки не было, – отвечал Тимошка. – Хуже нет, трезвый праздник. А ты спирту привез?
– Нету спирта. В Николаевске и спирт выпили и духи. Матросы платят рубль за флакон и пьют. Китайцы сверху везут туда ханжу. Находятся и русские мужики, что за сотни верст везут в город бутылку водки, только чтобы нажиться. У кого с лета остался спирт, те… Там харчи шибко дорогие. Людей не хватает. Казна и купцы большие деньги платят. Город строят, пароходы собирают. Там каторжане,
За чернобурок Иван отдал Егору сорок рублей.
– А Галдафу мне восемь целковых не пожалел, – угрюмо сказал Егор, забирая деньги.
Все засмеялись.
– Я твои шкурки продал в Николаевске американцам. У них там магазин. Чего только нету! Товару, что стены трещат. Я всегда к ним заезжаю, другой раз ночую у них… Ружье купил у американца. Там есть один американец, у него жена – поповна, сам он был матросом на китобойном судне. Корабль их разбился у наших берегов, все утонули, а он в России остался и стал от своих купцов торговать. У попа дочь высватал… Оружье у них шибко хорошее, – показал Иван новенький винчестер.
В те времена винчестер с магазинным затвором был редкостью, самой последней новинкой, однако мужики особенно не удивлялись устройству американского ружья, полагая, что здесь, возможно, вообще заведены такие винтовки.
– Ты уж из него стрелял кого-то, – заглянул Федор в дуло.
– Как же, испробовал, – усмехнулся Иван, и глаза его заиграли. – С такого ружья не хочешь, да попадешь в кого-нибудь, жалко не стрелить.
– Паря, с американцами сдружишься, они тебя до добра не доведут…
– Это баловство одно, а не ружье, – сказал дед Кондрат. – В нашу пору таких не было, а били метче. Люди были здоровее, глаз имели верный, глаза у них не тряслись, руки не тряслись, воровали меньше.
При виде иностранного ружья Егор невольно вспомнил Маркела Хабарова – тому ружье запретили делать, а самого за то, что он придумал новое устройство охотничьей винтовки, поставили сплавщиком на плоты.
Солнце просвечивало далеко сквозь голоствольную чащу; как метлы на белых черенах, стояли желтые березы.
– Ручьи играют… забереги есть, – сказал Тимоха.
– Я уж поплавал по дороге.
– Вчера вон те пеньки выворотил, – с гордостью показал Егор вздыбленные, дымившиеся корневища. – Таял землю огнем, а потом уж их легко драть.
– Пойдемте к Пахому, – звал Федор.
Он рассказал Бердышову про случай с мукой, как Бормотовы отказались от помощи.
В землянке Бормотовых на столе и на лавках лежали куски рубленого кабаньего мяса.
– Парень у нас охотничает, – рассказывал Пахом. – Ружье ему отдали. Сами не можем…
– Ходить-то?
– Чего ходить-то! И прицела взять не можем, дрожь в руках. Хоть зверь в избу заходи, ничего не сделаем!
– А ты, Илюшка, и рад, что ружье тебе теперь дали? И слава богу, что отцы свалились?
– Рад-то он, верно, рад. Только, видишь, порох-то мы извели, – продолжал бородатый дядя Тереха. – Ты бы хоть немного одолжил.
– Это можно.
– А ты думаешь, пароходом доставят провиант?
– А почему у лавочника не возьмешь?
– Злодеи они. Девку от отца с матерью отнять хотели. А потом муку присылают. Такой тебе зря муки не пошлет. Девка-то тихая, ладная девка, все услужить хочет…
– Федор-то говорит: «Не трусь!» А нам, видишь, не боязно, да зачем же от злодеев хлеб-то принимать?
– А парень кабана запорол нынче, – перебил брата Пахом. – Мясо есть, даст бог, не околеем.
– Как же ты заколол зверя? – обратился Иван к Илюшке, молча сидевшему в углу.
Парень вдруг ухмыльнулся, надел шапку и ушел.
– Что это с ним?
– Сейчас покажет, – слабо оказал отец.
Илюшка принес самодельную деревянную пику.
Мужики засмеялись:
– Вот дубина ладная!
Они, казалось, не придавали никакой цены Илюшкиной охоте и смотрели на его пику, как на пустую забаву, чудачество.
Иван оглядел палку и покачал головой. Он понимал, какую храбрость и силу нужно иметь, чтобы убить такой штукой кабана.
– Он ее под вид гольдяцкой геды произвел, – объяснял Пахом, – только без железа.
– Как же ты колол?
– Пырнул… Как дал ему вот под это место!
– А он как дал бы тебе клыками… Что тогда?
Илюшкино лицо вытянулось, нижняя губа вывернулась, брови полезли на лоб, парень затряс головой, словно удивляясь, что могло бы с ним случиться. Предположение, что кабан мог ударить его клыками, показалось ему смешным.
– Давно бы ружье надо Илюшке отдать, – сказал Егор, – пока порох был. А то зря спалили.
– Кто же знал, что у него такая способность?
– Мы с матерью все ругали его, что в тайгу бегает. Признали уж, когда пороха не стало.
– Кто же обучил тебя копье сделать?
– А про него я в гольдяцкой сказке слыхал. Санка рассказывал. Они с гольдами на охоту ходили. Я за выворотень спрятался, кабан-то набежал.
– В первый-то раз в ухо угодил? – с живостью расспрашивал Иван.
– Свежинкой поделимся, – говорил Пахом.
– Вечером приходи, – сказал Бердышов. – Выпьем.