Амурские сказки
Шрифт:
— Погибаю я совсем, смерть подходит, руки мои сохнут! — Посмотрел на отцовское наследство: нож, острогу да огниво, и рассердился: — Плохие вы мне помощники! Столько лет работали вы, давно бы сами всё делать научились… А вы без рук моих ни на что не годитесь!
Стыдно стало ножу…
Зашевелился он на поясе у Монокто, из чехла выскочил, в лес побежал. Сухостой принялся рубить, целую гору нарубил. Тальник на шалаш принялся резать,
Посмотрело огниво на своего хозяина. А Монокто лежит — не шевелится. Выскочило огниво из мешочка, к сухостою подскочило, огонь выкресало, костёр разожгло. А нож тем временем шалаш сделал. И опять в тайгу поскакал. Большой тополь свалил. Принялся лодку долбить. Только стружки кольцами в разные стороны завиваются да бревно кряхтит, с боку на бок переворачивается, то одну, то другую сторону подставляет… Оглянуться Монокто не успел, как отцовский ножик сделал парню лодку хорошую, какой ещё не один мастер не делал.
Сел Монокто в шалаш. К костру руки протянул. Отогревать стал, чтобы за острогу взяться.
Зашевелилась тут острога. Стыдно стало ей, что товарищи её работают, а она без дела лежит. Поднялась, черенком лодку в воду столкнула. Поплыла лодка по реке. Огниво в лодку вскочило, стало огонь высекать. Рыба на огонь идёт. Острога за работу взялась. Как ударит в воду — так тайменя, осётра или амура тащит!
К берегу лодка подплыла. Острога у шалаша встала. Огниво в мешочек спряталось.
…Наелся Монокто досыта. Чувствует — силы у него прибавляется, опять человеком он становится. А нож, своё дело сделав, в чехол на поясе Монокто прыгнул.
Говорит им Монокто:
— Вот спасибо вам! Теперь вижу, помощники вы хорошие! С вашей помощью я долг отца отработаю. На себя рыбачить стану. Про Болда думать не буду!
А Болда — тут как тут! Увидал огонь на реке, услыхал, как рыба плещется, унюхал, что жареной рыбой пахнет, и невтерпёж ему стало — кто это без его ведома костёр палит, рыбу ловит, жареное ест? Прибежал. Видит — его ангаза у костра сытый сидит, шалаш над ним просторный, костёр у шалаша большой, у берега лодка новая стоит, рыбы полная…
— Э-э! — говорит Болда. — Как же это так, ангаза, получается? Долг отца отработать не можешь, а сам такую большую добычу имеешь. Говорил, силы нет, а сам, смотри, какой шалаш сделал! Зачем лодку мою взял?
— Не твоя это лодка! — отвечает ангаза Монокто.
— И не твоя. У тебя лодки нет! — говорит Болда.
— Моя! — отвечает Монокто.
Рассказал парень, как ему стариковские вещи помогли, когда он помирать собрался.
Посмотрел Болда на парня. Говорит ему тихим голосом:
— Вот и хорошо, ангаза! Я тебе долг отца прощу. Только ты мне свой нож отдай!
Опечалился Монокто. Подумал, покурил. Придётся нож отдать. Отдал нож. А Болда не уходит. Опять говорит добрым голосом:
— Я тебе большой отцовский долг простил. А за ним ещё средний долг есть. В среднем амбаре на стене зарубка есть. Давай твою острогу!
Вздохнул Монокто, отдал острогу. А Болда всё сидит. Покурил, покурил, говорит сладким голосом:
— За твоим отцом, ангаза, ещё маленький долг есть, на стене в моём маленьком амбаре тоже зарубка есть. Давай уж огниво твоё. Отец чистым станет. А то, что за тобой, потом с тебя возьму…
Заплакал Монокто. Отдал Болда и огниво.
Только он богача и видел! Убежал Болда. Одной рукой стариковы вещи держит, другой рукой — живот свой толстый, чтобы бежать не мешал. «Ничего, — думает Монокто, — большую тяжесть с себя снял — отцовский долг, теперь легче мне будет!»
Утром поднялся Болда. Радуется, что теперь стариковы вещи на него работать будут, а кормить их не надо. Пошёл Болда в лес. Там на него бедняки работали — лодку делали, из тополя долбили. Растолкал всех Болда, раскричался:
— Что вы плохо работаете?! Кормить вас не буду! Мне один нож всё быстрее сделает, чем вы, лентяи! Этот нож Монокто лодку сделал, пока парень трубку выкурил…
Вынул Болда нож из чехла. Бросил в лес.
Упал нож и не шевелится. Не идёт лес валить. Не идёт лодку делать. «Как так? — говорит Болда. — Нож у Монокто сам работал!»
Посмотрели люди на богатого, говорят: «У Монокто руки всё делать умеют, оттого и нож их слушается. У тебя руки только и умеют деньги считать да собирать».
Побежал Болда на реку. Схватил острогу и в реку кинул. Ушла острога в воду. Воткнулась в дно. Не мог её Болда вытащить, как ни бился.
Рассердился Болда. Понял, что стариковы вещи ему служить не хотят. Вытащил огниво из мешка, бросил на землю. Упало огниво, высекло огонь. Побежал огонь по земле. К дому Болда подкатился, к амбарам. Не успел Болда и глазом моргнуть, как пошёл огонь по амбарам да по дому гулять. Загорелось добро богача.
Кинулся Болда огонь топтать. Затоптать хотел, да не смог. От огня нагрелся Болда. Весь жир его растопился.
Растаял Болда. Только и остались от него унты да халат.
Пошёл Монокто на то место, куда богач его нож бросил. Видит, ушёл нож в камни. Стали те камни железные. Коли растолочь их да на огне расплавить — из них железо потечёт.
Пошёл Монокто за своей острогой. Рукой за неё взялся, видит, показались на остроге зелёные побеги, дерево выросло из остроги. Стали ульчи из того дерева делать копья, да черенки, да шесты, твёрдые да гибкие — лучше не найдёшь!
Пошёл Монокто за огнивом. На том месте, где у Болда дом да амбары стояли, болото стало, а на болоте синие огоньки порхают от стариковского огнива, сторожат проклятое место.
Поклонились люди Монокто, имя его вспомнили!
— Спасибо тебе, Монокто, — говорят, — что ты от Болда избавил нас!
Берёзовый сынок
Беда, когда человек ленив да завистлив…
Жил в одной деревне старик. Был у него сын по имени Уленда. Всем Уленда был хорош: и речистый, и плечистый, и сильный, и красивый — не парень, а загляденье! Вот только работать Уленда не любил! Ничего Уленда делать не хотел.