Анафема
Шрифт:
Адриан, кроме всего прочего, оказался еще и наблюдательным. Моментально уловив причину замешательства Артема, он протянул руку и весело произнес:
— Поступайте, как привыкли, Артем. Ко мне можете обращаться «отец Адриан» или «отец протоиерей», если вас это не смущает, конечно.
Чернышов поспешно пожал священнику руку, несколько скованно поздоровался:
— Здравствуйте, отец Адриан.
— Присаживайтесь. Не против, если я буду называть вас по имени?
— Нет, конечно.
Протоиерей сел напротив,
— Не бойтесь нарушить какие-то наши нормы. Во-первых, вам это простительно, потому что вы не верующий. Впрочем, это простительно и православному, если он оступается по незнанию или, скажем, случайно, а не со зла. А во-вторых, главная заповедь христианина — терпимость.
Чернышов чуть заметно усмехнулся. Ну да, как же. Не иначе и сектантов из одной только терпимости решили прижать. Однако вслух ничего не сказал, а протоиерей Адриан, похоже, не заметил его реакции.
— Видите ли, Артем. Нам в первую очередь нужен не истовый фанатик, а честный, благородный человек и хороший сыскарь, каким вы, несомненно, являетесь. По крайней мере, такой вывод можно сделать из вашего послужного списка, — отец Адриан положил ладонь на толстую коленкоровую папку, лежавшую перед ним на столе.
— Фанатик? Сыскарь? — переспросил Чернышов удивленно.
— Что вас удивляет? Слишком мирские слова в устах священника?
— …м-м… да, что-то подобное я и хотел сказать. Протоиерей Адриан снова улыбнулся. Улыбка у него была хорошая, открытая. Настоящая.
— По роду своей прежней должности — помощника председателя отдела внешних церковных связей Московского Патриархата — мне приходилось читать уйму прессы, в том числе и бульварной, вступать в дискуссии на страницах светских газет, даже участвовать в ток-шоу. Так что всяких словечек я набрался предостаточно.
Чернышов заметил, что отец Адриан словно бы искусственно урезает некоторые фразы. Обычный человек сказал бы: «…всяких словечек я набрался — дай боже». Священник, конечно, не мог себе позволить употребить всуе имя Господне.
— А теперь я буду работать с вами. Боюсь, придется милицейский жаргон учить.
— Значит, вопрос о моем переводе решен?
— Не просто решен. По рекомендации нашего кадрового отдела вам будет выделена своя группа, которой вы сможете распоряжаться полностью. В вашем деле сказано, что вы прекрасный руководитель и координатор, умеете суммировать деятельность подчиненных. Мы хотим предложить вам должность контроллера одной из оперативных групп.
— В чем будет состоять моя работа?
— Под ваше командование определяется… точно пока сказать трудно: видимо, человека три-четыре. К сожалению, все они непрофессионалы. Людей, хорошо знающих розыскную специфику у нас мало, и мы стараемся ставить их во главе группы, как вас, чтобы остальные контроллеры могли набраться опыта. Наши сотрудники, в основном, из бывших военных, из силовых подразделений — они хорошо подготовлены физически, горят энтузиазмом. Ну а ваша задача — направить их энтузиазм в нужное русло. Работы — непочатый край. Под юрисдикцию нашего комитета попадают очень и очень многие. Тоталитарные секты, сатанисты, — как показалось Чернышеву, эти слова протоиерей выговорил с отвращением, — ереси, греховные дела наших младших братьев…
«Только младших? — отметил Артем про себя. — Интересно, это оговорка или предупреждение?»
Вообще, у Чернышева сложилось впечатление, что к нему присматриваются, изучают, ставят галочки и пропуски в неведомом реестре. Будто на экзамене. Что ж, как показалось самому Артему, вел он себя вполне достойно — уважительно и в то же время достаточно независимо. Конечно, он смущался в непривычной обстановке, но не лебезил и не заискивал.
— Вы не представляете, Артем, сколько там, — протоиерей показал рукой куда-то в сторону, — грязи и мерзостей. Кое-что просто неприятно и осуждается не только законами Церкви, но и светскими. Но есть и такое, что мне отвратительно и как священнослужителю, и как человеку, и как гражданину своей страны. Природа людская греховна, и мы с вами должны этому противостоять.
— Мы?
— Да, я буду куратором вашей группы. Начальником отдела, если хотите. В моем подчинении планируется несколько таких групп, от пяти до десяти. Дела будут приходить прямо из Патриархии, разработка — на ваше усмотрение, как подскажет опыт и ход расследования. Докладывать о результатах вы будете непосредственно мне. Так что, если вы задержитесь в СГКР, — а я чувствую, что задержитесь, — думаю, мы сработаемся.
— Скажите, отец Адриан, могу я ознакомиться с личными делами моих будущих сотрудников?
— К сожалению, только завтра. Точный состав вашей группы до конца не определен.
— Что ж, подожду. Когда приступать?
— Как будете готовы. Завтра подъезжайте к двенадцати, вас встретит послушник. Он покажет кабинет, познакомит с сотрудниками технического отдела и архива. Они будут вашей, так сказать, доказательной базой. Любые виды экспертиз, если понадобятся, сделают на Петровке или в Центре судебных экспертиз на Яузском. По договоренности с МВД, наши заказы выполнят вне очереди.
Чернышов покачал головой:
— Блажен, кто верует. Вне очереди — это значит «когда будет время». Плавали, знаем.
Как показалось Артему, протоиерей чуть нахмурился, однако ответил спокойно:
— Ну, вам с бывшими коллегами проще договариваться. Думаю, справитесь. А я со своей стороны постараюсь уже завтра, к вашему приезду, подготовить личные дела оперативников. Они будут ждать вас на столе.
Намек был более чем прозрачен, и Чернышов поднялся, собираясь прощаться. Но все-таки не удержался и спросил: