Анафема
Шрифт:
— Не называй его так! Владыко не любит этого имени. Зови его Святейший или Отец Амнониад. Или просто Владыко.
Светлана кивнула. Примерно так ей и говорили.
Послушница распахнула перед ней дверь и молча указала рукой — иди, мол. Света оказалась в огромном зале, скупо освещенном десятками толстых свечей. Окна закрывали тяжелые занавеси, высокий потолок выкрашен в черный цвет.
Противоположная стена пряталась во тьме. В центре зала, на невысоком постаменте стояло удобное и роскошное кресло, почти трон. Напротив него —
Человек в кресле властно указал на один из них. Светлана поклонилась и опустилась на жесткое сидение. Только сейчас она смогла разглядеть Святого Амнониада, которого многие знали под именем Внука Божия, — внушительного роста крепкого мужчину лет пятидесяти с худощавым лицом и аккуратной черной бородкой. Серебристая мантия, прошитая золотом, посверкивала отраженными огоньками свечей, нагрудная панагия переливалась жемчужными отблесками.
Амнониад сверкнул глазами и величаво пророкотал:
— Что привело тебя ко мне, дочь моя?
— Владыко, — залепетала Света, — мой муж болеет… Врачи сказали, что нет надежды! Мне подруга… Мне сказали, что вы можете помочь. Что… что ваши молитвы…
— Муж, значит. Ты беспокоишься о близких своих, дочь моя, это похвально. Я знаю твои горести, сам Господь поведал мне о них.
— Да, Владыко. Мы прожили с мужем недолго, но я так его люблю! Я все сделаю для него!
— Ты права, дочь моя. Муж дан тебе Господом, ты должна любить его. Расскажи подробнее о свое беде, я хочу услышать все из твоих уст.
— Я покупала дорогие лекарства, Святейший! Все, что говорили врачи, я сумела достать! Оплатила мужу лечение в Германии, но и это не помогло. Мы небедная семья, но все наши деньги не смогли помочь моему мужу! Осталась одна надежда…
Светлана заплакала. Закрыв глаза руками, она незаметно наблюдала за Внуком Божьим. Глаза Амнониада при словах «небедная семья» блеснули. Он вытянул руку в сторону гостьи и пророкотал:
— Что есть деньги нашего мира перед милостью Господа?
— Но…
— Думать надо не о болезни мужа, — строго указал Внук Божий, — следует думать о тех провинностях перед Отцом Моим, пороках и греховных мыслях, кои и привели к болезни. Ежели ты искренне принесешь мольбу Отцу Моему, ежели очистишься от скверны своего грешного бытия, то Отец Мой услышит тебя. Услышит и отзовется!
— Но я делала пожертвования в церковь! Очень большие пожертвования, пришлось продать одну из квартир! И я молилась, поверьте Святейший!
— Эти ересиархи… — Святейший нахмурился. Похоже, мысль о том, что деньги Светланы прошли мимо его кармана, пришлась ему не по вкусу. — Надеюсь, ты не отдала им последнюю копейку? Они не смогут помочь тебе, дочь моя. Их церковь лжива, и они не знают Истины. Отец Мой не желает с ними общаться, и потому все их молитвы и ритуалы бесполезны.
— Что же мне делать, Святейший?!
— Отец велик и далек от нашей юдоли скорби. Немногие удостаиваются его внимания — ведь Он один, а нас — слишком, слишком много. Плодимся мы как саранча, забыв о душе, о Царствии Небесном. Слишком много у нас грешных мыслей, и слова молитв вязнут в них, аки в тине прудовой и грязи болотной. Трудно Отцу услышать наши самые искренние молитвы, думы о злобе дневи сего застилают их грязным пологом.
Светлана молча внимала. Святейший тем временем разошелся не на шутку:
— Вот ты, дочь моя, много ли ты молишься? Как часто ты посылаешь Отцу нашему свои чистые помыслы? Или же грешные и недостойные мысли расположились в разуме твоем? Поведай мне, дочь моя, не было ли у тебя грешных мыслей о других мужчинах? Муж твой болен и не может исполнять те обязанности, что пристало, ему. Так не пыталась ли ты найти себе иного мужчину, забыв о законном супруге? Не ради пустого любопытства спрашиваю, а ради очищения от прегрешений твоих.
Девушка покраснела.
— Но… Нет, Святейший, я люблю мужа, никогда не изменяла ему… И… и не думаю о других! Мне бы вернуть ему здоровье, и мы будем счастливы! Чего бы я ни отдала за его здоровье, этого не будет много!
Она вновь заплакала.
Амнониад как бы в сомнении покачал головой.
— Многие обещают, да не многие делают.
— Что… что мне сделать?!
— Внеси малую толику средств на возвышение Храма Господня! Мы построим его на вершине высокого холма, велик будет он и красив своими стенами, выложенными из белого камня. А воздвигнут его чистые руки людей безгрешных на посрамление всех погрязших в пороке! Стань одной из них, способствуй возвышению Господню, и будешь ты прощена Отцом Моим. Здоровье вернется к твоему мужу, и вы вновь заживете счастливо!
— И… это поможет?
— Поможет. Но не грешите больше и приносите Храму положенные дары, не гневите Отца Моего.
Светлана утерла слезы платком и с сомнением прошептала:
— Но я уже жертвовала. Мне в церкви сказали, я и пожертвовала. А муж мой не излечился. Ему даже лучше не стало …
— Тьфу, неверующая! Ты опять вспоминаешь этих ересиархов! Не молись в ложном Храме, нет там Истины. А теперь, узри же Силу Его!
Внук Божий взмахнул рукой. Из правой двери появилась женщина лет сорока в таком же платье с глухим воротом, как и у той послушницы, которая встретила Светлану у дверей.
Амнониад проворчал:
— Поведай историю свою, дочь Моя Марта. Женщина поклонилась и рассказала о своей некогда к больной матери. Куда только ни обращалась Марта, к каким врачам и знахарям ни возила мать, и в какие церкви ни ходила — ничто не помогало. Мать угасала с каждым днем. И когда уже не осталось надежды, Марте повезло — ей рассказали о Новом Храме и Святейшем Амнониаде. Марта принесла положенные дары Господу и вскоре ее мать поправилась. Послушница умолкла.
Святейший пошевелился в кресле и нахмурил брови: