Аналогичный мир - 4
Шрифт:
— Это как? Пари? — невольно рассмеялась Женя. — И что с проигравшего?
— Я проиграю, ну, придёт письмо, покупаю торт, большой и красивый. А не придёт письмо, так ты пирог печёшь, тоже большой. Идёт?
— Ну, ты и хитрый! — восхитилась Женя и протянула над столом руку к Андрею. — Идёт! Эркин, разбей.
С русскими правилами спора Эркин был уже знаком и, легонько стукнув ребром ладони по сцепленным пальцам Жени и Андрея, подтвердил условия пари.
— И до того дня молчок, лады? — Андрей отхлебнул чая и сам себе ответил: —
Эркин и Женя кивнули. Залихватское веселье Андрея обмануло бы любого, но не Эркина. И не Женю. Из-за чего психует Андрей, Эркин понимал смутно, но ощущал его… недовольство, обиду, ну, и просто сочувствовал. Да, конечно, хорошо, что письма нет, что Андрей остаётся с ними, но… но и обидно.
Допили чай, разговаривая о всяких мелочах, и Андрей встал.
— Ну, пора и честь знать. Кто куда, а я на боковую. Спокойной всем ночи.
— Спокойной ночи, Андрюша, — улыбнулась ему Женя и тоже встала, собирая посуду.
— Спокойной ночи, — кивнул Эркин. — Про школу не забудешь?
— Не держи за фраера, — камерным шёпотом ответил Андрей по-английски и выскочил из кухни. Но Эркин успел дать ему лёгкого тычка в спину.
Если Женя что и услышала за шумом воды, то неподала виду.
— Эркин, ты иди, ложись, я сейчас.
— Да, Женя.
Эркин тяжело встал из-за стола. О письме, обиде и прочем он уже не думал. Всё же решено: ждём месяц, а там… там видно будет, но лучше бы пирогом закончилось.
У себя в комнате Андрей быстро разделся и лёг. Часы положил на письменный стол. У Эркина, конечно, часы куда лучше, но они же офицерские, были в магазине похожие, но уж слишком дорого. Эркин сказал, что ему подарили. Шикарный подарок, что и говорить. Нет, те часы ему, в принципе, по деньгам, ссуда же, но и чересчур выпендриваться нельзя. И так… а нож ничего, не совсем то, но на совсем то разрешение в милиции надо выправлять. А вот этого совсем не надо.
Андрей потянулся и, уже окончательно засыпая, привычно завернулся в одеяло.
Майские тёплые, то солнечные, то дождливые дни, школа, работа, магазины, домашние хлопоты, отвести Алису на занятия, сделать уроки… дела и заботы наплывали на него, и Эркин, не сопротивляясь, плыл в этом потоке. И у него действительно всё хорошо, по-настоящему. И ему не нужно другого. Пусть ничего не меняется. И хоть видел он Андрея теперь только утром и поздно вечером, но… но ведь это неважно. И в бригаде у него всё наладилось.
Эркин шёл быстро, улыбаясь своим мыслям. Сегодня пятница, он с утра отучился, а Андрею после работы в школу, а вот завтра на шауни они уже вместе пойдут.
Впереди разлеглась поперёк тротуара лужа, и Эркин по-мальчишески перепрыгнул через неё. И в школе у него всё хорошо. Что русский, что математика, что история с природоведением. Ну… ну никак не думал, что учиться — это удовольствие. Удивительно даже. Удовольствие — это сытость, безопасность, хорошая работа, надёжное
Как всегда, в дни, когда у него школа, он до или после уроков — смотря по смене — заходил пообедать к «Соловьям». Его здесь уже хорошо знали: а как же, вторник и пятница, в одно и то же, ну, примерно, время, и так уже почти три месяца. Половой сразу провёл его к столу, за которым он обычно сидел, обмахнул столешницу салфеткой.
— Как всегда?
— Как всегда, — кивнул Эркин.
Как всегда — это полный обед. И так тоже повелось с первого раза. Когда его спросила: «Чего тебе?», — и он ответил: «Пообедать».
Здесь не курили, еда была вкусной и сытной, и в развешенных по стенам клетках пели птицы. Как-то, заметив, что он вслушивается в птичье пение, сидевший за соседним столом немолодой, судя по обильной проседи в ухоженной бороде, но крепкий кряжистый мужчина с гордостью показал ему на клетку с самым голосистым.
— Мой это, — и стал объяснять: — Вот, принёс, чтоб молодые учились. Они ж друг у дружки перенимают.
— Так это школа, — радостно удивился Эркин.
— Это ты точно сказал, парень, — кивнул мужчина. — Ну, а мой учителем. Я его к самому Рогожину возил, чтоб от его певунов вот энто колено взять.
Слово за слово, услышав, что Эркин из Алабамы, бородач требовательно сказал:
— Не слышал тамошних. Ну-ка, покажи.
Эркин, как смог, тихонько посвистел, подражая слышанному на выпасе. К его удивлению, все птицы сразу замолчали, словно тоже прислушивались, а от соседних столов стали заинтересованно оборачиваться. И под одобрительные кивки людей Эркин закончил уже практически в полный голос. Конечная трель у него не очень получилась: не хватило дыхания, но бородач кивнул.
— Понятно. Небогато, конечно, наши больше колен дают, но одно там очень ничего было.
— Лешева дудка с каким переливом, заметил? — откликнулись от соседнего стола. — Надо подумать.
— Подумаем, — кивнул бородач.
Эркину уже надо было бежать в школу, и он простился с бородачом, даже не спросив его имени и не представившись. Но теперь, когда они иногда сталкивались в трактире, то кивали друг другу, и Эркин с удивлением заметил, что относиться к нему здесь стали заметно приветливее, видно, бородач занимал здесь не последнее место.
Сегодня его не было. Эркину хотелось спросит нём, но как, не зная имени, объяснить, о ком речь, да и пора уже. Он расплатился и ушёл.
И снова шёл быстро. Не от боязни опоздать, нет, он был уверен в своём чувстве времени, а от ощущения своей силы и ловкости, от радостного чувства владения своим телом. Да, он набрал свою силу, взял всё, что ему было отпущено, и гибкость его, разработанность суставов, то, что уже сам сделал, — всё его. И уже возле завода пошёл в общей толпе.
— Хей! — окликнул его маленький Филин.