Анархист
Шрифт:
— Мы так и делаем, Антоша, но я думала…
— Что?
— Что советские учёные не должны себя так вести.
— Иришка, не будь таким ребенком! Государственная, а уж тем более профессиональная принадлежность человека не имеет значения, уж поверь мне. Ты помнишь, сколько среди практикующих врачей, людей с мещанской, или по-научному, с мелкобуржуазной психологией? Помнишь у Чехова рассказ «Ионыч», о том, как неплохой парень переродился в нечто несъедобное?
— Ой, и верно!
— А среди научных работников такая беда случается ещё чаще. Учёные наивно полагают,
Ирина ещё крепче прижалась к Антону и благодарно зашептала:
— Вот спасибо, Антоша, ты меня утешил и дал новые силы. И верно: пусть Даша и Клава всё сделают сами, а не получится, значит, первый блин комом.
— Вот и правильно. А сейчас иди и приведи себя в порядок, нас скоро пригласят на завтрак.
Действительно, спустя четверть часа их пригласили к завтраку. Антон уже привычно облачился в костюм-тройку, а Ирина оделась в красивое платье, одно из пяти, преподнесенных ей от имени вождя. Надо признать, платье ей шло много лучше, чем военная форма, впрочем, это дело вкуса. Лариса тоже была в блузке и юбке, а Юрий, как всегда, в форме.
За столом кроме них и Сталина, были ещё Берия и Буденный. Завтракали весело, над столом, как радужные воланчики, перебрасывались шутки, разговор, в основном, крутился вокруг лета, летних забав и воспоминаний о летних приключениях в таком далёком и незабвенном детстве. У каждого нашлось по две-три таких истории, а там и завтрак закончился.
— Хорошая у нас составилась компания, даже не хочется расходиться. — сожалеюще произнёс Сталин — Ну да ладно, ещё немножко времени есть. У меня вопрос к вам, Антон Петрович, а какие песни вы поёте там, в будущем? Любопытно, изменился ли музыкальный строй?
— Музыкальный строй изменился, и очень сильно. Для примера: сравните свои песни и песни тысячелетней давности. Они очень разные. Хотя кое-что пережило время и живо спустя века. Есть версия, что песенку «О моё Солнце» пел ещё император Нерон. Сейчас эта песенка известна?
— Конечно. — солидно ответил Семён Михайлович — У моих соседей мальчик учится в музыкальной школе, частенько поёт, а мне нравится.
— Ещё одна песенка, вернее танцевальная мелодия, прошедшая черед время, пришла из двадцатого века. «Ламбада». Хотите я вам её исполню? А заодно сыграю и другие мелодии, известные там, в будущем.
— Да-да, присаживайтесь к пианино, Антон Петрович. — радушно пригласил Сталин.
Антон принялся исполнять попурри из мелодий, популярных в его время, и слушатели нет-нет, да узнавали что-то знакомое.
— А вот эту песенку написал я сам, на стихи неизвестного поэта из двадцатого века. Только стихи я перевёл на современный мне русский язык, а к тексту на старорусском, мелодия не совсем подходит. Давайте я сначала спою, а потом прочитаю первоисточник.
Песенка понравилась, потом Антон продекламировал стихотворение:
Гордость и годы, любовь и несчастия
Делают чище сердца и прекраснее
В горе, разлуках, разочарованиях
Приобретаем мы опыт страдания…
— Грустное стихотворение. — сказал Сталин — Но душевное. А концовка хороша: «... после этого утра туманного ты недоступнее Южного полюса», в чём-то перекликается с известным романсом.
— А вот песенка повеселее, детская:
На скрипочке из листика с утра играл сверчок
На паутинках-струночках травиночка-смычок
Он весело по струночкам смычком своим водил
И утреннею песенкою Солнышко будил:
— «Тили-тили-тили Солнышко Золотое донышко
Просыпайся, милое, приходи скорей
Тили-тили-тили Солнышко Золотое донышко
Ласковое, нежное землю обогрей»! ...
— Очень хорошо! — похвалил вождь — Автор этой песенки известен?
— Да, это Виктор Вотяков, из конца двадцатого века. Тогда существовало движение самодеятельных авторов, называвших себя бардами. Они противопоставляли себя официальным композиторам, однако, при этом отчаянно стремились попасть в число официальных, признанных.
— А вы знаете, в этой идее есть здравое зерно. — неожиданно вступил в разговор Будённый — Я правильно понял, что люди сочиняли свои песенки в свободное от работы время? А каково было качество?
— Качество произведений, конечно же, было разным, но лучшие образцы были на очень высоком уровне.
— Что-то припомните?
— Пожалуйста! Вам, как природному кавалеристу будет интересно:
Мы ехали шагом, мы мчались в боях
И «Яблочко» — песню держали в зубах.
Ах, песенку эту доныне хранит
Трава молодая — степной малахит.
— Стихи написал Михаил Светлов, а музыка принадлежит Виктору Берковскому — пояснил Антон.
— Михаил Светлов? Да, знаю такого поэта. А музыка, надо полагать, более поздняя?
— Да, музыка написана позже, и как раз бардом.
— Что, товарищ Сталин, может быть, имеет смысл развивать движение бардов? Я могу начать через армию, правда, мне не нравился слово бард, не наше оно. — озаботился Буденный.
— Мысль прекрасная, я бы поддержал. Но как быть с названием?
— Назовите их боянами или акынами, мало ли подходящих слов? — посоветовала Ирина.
— Хорошо придумала, товарищ Дикобразова. Мы спросим и самих самодеятельных поэтов, и композиторов: как они пожелают называться, может они станут боянами.
— Скажите, Антон Петрович, а у вас в будущем имеются сообщества профессиональных литераторов, композиторов или иных творческих деятелей? — спросил Сталин.
— Творческие объединения как таковые имеются, да. Всё-таки людям, занятым любой сферой деятельности нужны площадки обмена мнениями, опытом, находками и разработками. Но с некоторых пор так называемые творческие виды деятельности перестали считаться чем-то серьёзным, претендующим на статус полноценной профессии.