Анастасия (Звенящие кедры России - 1)
Шрифт:
– Смотри - там уже ночь, а он всё сидит в прокуренном кабинете один, что то не ладится у этого предпринимателя. А этот, смотри - какой довольный, в бассейне, и девочки рядом. Он под хмельком, но свечения нет. Он просто пытается забыться от чего-то, его самодовольство искусственно...
Этот дома. Вот его жена, ребёнок у него что-то спрашивает... Телефон... Вот, пожалуйста, он снова посерьёзнел, даже близкие люди отодвинулись на задний план....
И снова одна за одной высвечивалась череда всевозможных ситуаций, внешне хороших и не очень, пока мы не наткнулись на эту
На круглом столе лежал обнаженный человек, его ноги и руки были привязаны к ножкам стола, голова свисала, рот заклеен коричневатой плёнкой. За столом сидели двое молодых, плотного телосложения мужчин, один коротко подстриженный, другой не такой плотный, с гладко прилизанными волосами. В кресле поодаль, под торшером, сидела молодая женщина. Рот у неё тоже заклеен, ниже груди обтягивал её бельевой шнур, прижимая к креслу. Каждая нога была привязана к ножке кресла. Она была в одной нижней разорванной сорочке. Рядом с ней сидел пожилой худощавый мужчина и пил что-то, наверное, коньяк. На маленьком столике перед ним лежал шоколад. Те, что сидели за круглым столом, не пили. Они наливали на грудь лежащего мужчины жидкость водку или спирт, и поджигали. "Разборка", - понял я.
Анастасия увела лучик с этой сцены. Но я воскликнул:
– Вернись. Сделай что-нибудь!
Она вернула эту сцену и ответила:
– Нельзя. Всё уже произошло. Этого нельзя остановить, раньше надо было, сейчас поздно.
Я смотрел, как завороженный, и вдруг ясно увидел глаза женщины, глаза, наполненные ужасом и не молящие о пощаде.
– Так сделай хоть что-нибудь, если ты не бессердечная!
– крикнул я Анастасии.
– Но это не в моих силах, это уже как бы запрограммировано раньше, не мной, я не могу вмешиваться напрямую. Они сейчас сильнее.
– Ну где же твоя доброта, способности?
Анастасия молчала. Ужасная сцена слегка помутнела. Потом вдруг исчез пожилой, пьющий коньяк. Вдруг я почувствовал слабость во всём теле и ещё почувствовал как немеет моя рука, к которой прикасалась Анастасия. Я услышал её какой-то ослабевший голос. Она, с трудом выговаривая слова, произнесла:
– Убери руку, Владими...
– Она не смогла даже договорить моё имя.
Я, вставая, оттянул от Анастасии руку. Рука висела словно онемевшая, как бывает, когда отсидишь руку или ногу, и была вся белая. Пошевелил пальцами и онемение стало проходить.
Я взглянул на Анастасию и ужаснулся. Её глаза были закрыты. Исчез румянец с лица. Под её кожей на руках и лице, казалось, не было вообще ни кровинки. Она лежала словно бездыханная. Трава вокруг неё, примерно радиусом метра в три, была тоже белой и поникшей. Я понял, что произошло нечто ужасное и крикнул:
– Анастасия! Что с тобой произошло, Анастасия!?
Но она никак не отреагировала на мой крик. Тогда я схватил её за плечи и встряхнул уже не упругое, а какое-то обмякшее тело. И всё равно - её абсолютно белые, бескровные губы молчали.
– Ты слышишь меня, Анастасия?
Чуть приподнялись ресницы, и на меня посмотрели потухшие глаза, уже ничего не выражающие. Я схватил фляжку с водой, поднял её голову и попробовал напоить её, но она не могла глотать. Я смотрел на неё и лихорадочно думал, что же делать.
Наконец, её губы едва зашевелились и прошептали:
– Перенеси меня на другое место... к дереву...
Я поднял обмякшее тело и унес подальше от круга с белой травой, положил у ближайшего Кедра. Через некоторое время она стала понемножку приходить в себя, и я спросил:
– Что с тобой произошло, Анастасия?
– Я постаралась выполнить твою просьбу, - тихо ответила она и добавила, спустя паузу, - думаю, у меня это получилось.
– Но ты ведь так плохо выглядишь, ты чуть не погибла?
– Я нарушила естественные законы. Вмешалась в то, во что вмешиваться не должна. Это вытащило из меня все мои силы, энергию. Удивляюсь, что её хватило.
– Зачем ты рисковала, если это так опасно?
– У меня не было выхода. Ты ведь хотел этого. Я боялась не выполнить твою просьбу, боялась, что совсем перестанешь меня уважать. Будешь думать, что я только говорю, говорю всё... И ничего не могу в реальной жизни.
Её глаза смотрели на меня просяще и умоляюще, тихий голос немного дрожал, когда говорила:
– Но я не могу объяснить тебе, как это делается, как работает этот природный механизм, я его чувствую, но объяснить, чтоб тебе понятно было, не могу, и учёные ваши, наверное, пока не смогут.
Она опустила голову, помолчала, словно набираясь сил. Снова посмотрела на меня умоляющими глазами и произнесла:
– Теперь ты ещё больше будешь считать меня ненормальной или ведьмой.
И мне вдруг очень сильно захотелось сделать для неё что-нибудь хорошее, но что? Я хотел сказать, что считаю её нормальным, обычным человеком, красивой и умной женщиной, но у меня не было ощущения обычного к ней отношения, и она со своей интуицией не поверила бы мне.
Я вдруг вспомнил её рассказ о том, как обычно в детстве здоровался с ней прадед. Как вставал седой прадед на одно колено перед маленькой Анастасией и целовал её ручку. Я встал перед Анастасией на одно колено, взял её ещё бледную и немножко холодную руку, поцеловал и сказал:
– Если ты и ненормальная, то ты самая лучшая, самая добрая, умная и красивая из всех ненормальных.
Губ Анастасии, наконец-то, снова коснулась улыбка, глаза благодарно смотрели на меня. На щеках стал появляться румянец.
– Анастасия, картина довольно сумрачная. Ты специально выбирала?
– Искала, хотя бы для примера, хорошее, но не нашла. Они все в клещах забот своих. Они один на один со своими проблемами, у них почти нет духовного общения.
– Так что же делать, что ты можешь предложить, кроме жалости к ним? А я должен сказать тебе: это сильные люди - предприниматели.
– Очень сильные, - согласилась она, - и интересные. Они за одну жизнь как бы две проживают. Одна известная только им и никому из близких даже, другая - внешняя, для окружающих. А помочь, думаю, надо с помощью усиления их духовного и искреннего общения между собой. Нужно открытое стремление к чистоте помыслов.