Анатомия человеческой деструктивности
Шрифт:
Человеку нужна не только «система координат» для ориентации в жизни; для его эмоционального равновесия (комфорта) жизненно важную роль играет и выбор объектов почитания. При этом речь может идти о самых невероятных феноменах: это могут быть ценности, идеалы, предки, отец, мать, родина, класс, религия и десятки других объектов, к которым человек относится как к святыне. Даже к привычкам можно относиться как к символу традиционных ценностей [182] . Любое покушение на объект почитания вызывает такой же точно гнев со стороны индивида или группы, как если бы речь шла о покушении на жизнь.
182
Для этого явления характерно, что греческое слово этос, которое буквально означает «поведение», восприняло значение слова «этический» так же точно, как слово «норма» (которое первоначально обозначало инструмент маляра-строителя) стало употребляться в двух значениях «нормальный» и «нормативный».
Все, что сказано о реакции на витальную угрозу, можно кратко выразить следующим образом: страх обычно мобилизует либо реакцию нападения, либо тенденцию к бегству. Последний вариант часто встречается, когда человек ищет выход,
Страх, как и боль, — это очень неприятное чувство, и человек пытается любой ценой от него избавиться. Есть много способов преодоления страха. Например, медикаменты, секс, сон или общение с другими людьми. Но одним из самых действенных приемов вытеснения страха является агрессивность. Если человек находит силы из пассивного состояния страха перейти в нападение, тут же исчезает мучительное чувство страха [183] .
Среди разнообразных витальных интересов человека, которые подвергаются опасности, есть одна сфера, которую можно считать самой главной, — это сфера свободы личности и общества. Вопреки расхожему мнению, что потребность в свободе является достоянием культуры и формируется в процессе воспитания, у нас имеется обширный материал, свидетельствующий, что потребность в свободе является биологической реакцией человеческого организма.
183
Я обязан выразить благодарность д-ру X. де Диас Эрнандесу за его интереснейшие соображения из области нейрофизиологии. Я не смогу подробнее рассмотреть здесь эти идеи, ибо это потребовало бы специального профессионального обсуждения.
Это мнение подтверждается тем фактом, что на протяжении всей истории народы и классы выступали против своих угнетателей, если была хоть малейшая надежда на победу, а иногда и при отсутствии такой надежды. По сути дела, история человечества является историей борьбы за свободу, историей революций, от освободительной войны израильтян против египтян, от национальных восстаний против Римской империи и от крестьянских восстаний в Германии XVI в. до революций в Америке, Франции, России, Китае, Алжире, Вьетнаме и т.д. [184]
184
Социальные революции, имевшие место в истории, не могут отменить того факта, что даже дети совершают революции, хотя и на свой манер. Они борются за свою свободу своими индивидуальными методами: от дурного поведения, отказа принимать пищу и соблюдать чистоту до различных проявлений дерзости и неподчинения, включая симуляцию умственной отсталости. Взрослые при этом ведут себя свысока, как и положено элитной группе, наделенной властью. Ради самоутверждения они применяют физическую силу, нередко используя сочетание «кнута и пряника». В результате большинство детей сдаются, предпочитая капитуляцию бесконечным мучениям. Эта борьба бывает безжалостной и беспощадной, а жертвы ее сплошь и рядом оказываются на больничной койке. Однако нельзя не отметить один весьма характерный факт, что все человеческие существа (дети властвующих родителей и людей, лишенных власти) имеют нечто общее: их объединяет то, что когда-то они были немощными и боролись за свою свободу. То есть можно предположить, что независимо от врожденных задатков каждый человек в детстве приобретает некоторый революционный потенциал, который тихо тлеет, но при определенных условиях может вспыхнуть и привести к мобилизации всех сил.
Лидеры слишком часто прибегают к фальшивым лозунгам, утверждая, что ведут свой народ на борьбу за свободу, в то время как сами преследуют цели порабощения. При этом никакие обещания ничего не стоят, ибо даже душители свободы считают необходимым приносить ей клятву верности.
Гипотеза о наличии у человека врожденного импульса борьбы за свободу подкрепляется тем, что свобода является предпосылкой для развертывания всех человеческих способностей личности, ее физического и психического здоровья и равновесия. Если у него отнимают свободу, он становится больным, калекой, инвалидом. Под свободой понимается не отсутствие каких бы то ни было ограничений, ибо всякое развитие возможно лишь в рамках какой-то структуры, а каждая структура требует ограничений. Все дело в том, кому это ограничение выгодно — какому-то одному лицу или учреждению, или же оно необходимо для роста и развития самой структуры личности.
Свобода является для человека жизненно важным биологическим фактором, который обусловливает беспрепятственное развитие человеческого организма [185] , и потому опасность лишиться свободы вызывает такую же точно оборонительную агрессию, какую вызывает любая угроза витальным интересам индивида. Стоит ли в таком случае удивляться, что в мире, в котором люди ущемлены, в котором большинство страдает от отсутствия свободы (особенно цветное население), вновь и вновь возникают вспышки насилия и агрессии. Власть имущие (т.е. белые) были бы, вероятно, меньше удивлены и возмущены ими, если бы они не привыкли, что цветных можно не считать за людей, и потому от черных, желтых или краснокожих они вовсе и не ждут человеческих реакций [186] .
185
Это относится не только к человеку. Мы уже упоминали о вредных последствиях жизни в зоопарке, и эти факты не в состоянии опровергнуть даже самые авторитетные специалисты, как, например, Гедигер.
186
Цвет кожи производит такое впечатление лишь в сочетании с беспомощностью и отсутствием власти. Когда к началу века японцы превратились в мощную нацию, они сразу стали личностями. Здесь критерием человеческого начала стало обладание прогрессивными технологиями.
Подобная слепота имеет еще и другую причину. Белые сами, несмотря на свою мощь, тоже расстались со своей свободой, их к тому вынудила их собственная система (хоть, быть может, и не столь явно и открыто). И потому, возможно, они еще больше ненавидят тех, кто сегодня сражается за свободу, ибо это напоминает им об их собственной капитуляции.
Однако нельзя впадать в эйфорию по поводу допустимости истинно революционной, наступательной активности; из того факта, что любая активность, вызванная потребностью защиты жизни, свободы или чести, относится к нормальным механизмам функционирования организма, вовсе не следует, что можно оправдать разрушение жизни. Это остается личным делом каждого, делом религиозных, этических или политических убеждений, делом совести — оправдывать такую позицию или нет. И как бы ни выглядели в данном случае наши собственные принципы, мы должны отдавать себе отчет в том, что чисто оборонительная агрессия очень легко смешивается с необоронительной деструктивностью и садистским желанием господствовать, вместо того чтобы подчиняться. И когда это происходит, революционная наступательность перерождается в свою противоположность и вновь воспроизводит ту самую ситуацию, которую должна была уничтожить.
Наряду с рассмотренными факторами одним из важнейших источников оборонительной агрессии является угроза нарциссизму.
Фрейд формулирует понятие нарциссизма в рамках своей теории либидо. Поскольку у шизофреника отсутствует отношение к объекту на уровне «либидо» (как в реальности, так и в фантазии), Фрейд задался таким вопросом: «А куда девается это либидо, которое шизофреник не может направить на внешний объект?» И он нашел ответ: «Отнятое у внешнего мира либидо оказывается обращенным на себя — так возникает поведение, которое мы можем назвать словом „нарциссизм“» [188] . Кроме того, предполагал, что «первичный нарциссизм» — это первоначальное состояние человека в раннем детстве, та стадия, на которой у него еще нет отношений с внешним миром. В ходе нормального развития ребенка его либидозные отношения с внешним миром расширяются и усиливаются, но в особых обстоятельствах (среди которых крайний случай — душевная болезнь) либидо «отнимается» у объектов и переносится на себя («вторичный нарциссизм»). И даже при нормальном развитии человек в течение всей своей жизни до некоторой степени остается нарциссом.
187
Подробнее проблемы нарциссизма рассмотрены в книге Фромма «Душа человека». — Прим. ред.
188
Фрейд 3. Понятие нарциссизма.
Несмотря на это, феномен нарциссизма не занял заслуженного места в клинических исследованиях психоаналитиков. Понятие это в основном распространялось на случаи психозов [189] и на ситуации раннего детства [190] . На самом же деле нарциссизм играет гораздо более важную роль, и не только у нормальных, но и у так называемых невротических личностей. И уяснить в полной мере его роль можно только при условии высвобождения этого феномена из узких рамок теории либидо. Тогда нарциссизм можно определять как такое эмоциональное состояние, при котором человек реально проявляет интерес только к своей собственной персоне, своему телу, своим потребностям, своим мыслям, своим чувствам, своей собственности и т.д. В то время как все остальное, что не составляет часть его самого и не является объектом его устремлений, — для него не наполнено настоящей жизненной реальностью, лишено цвета, вкуса, тяжести, а воспринимается лишь на уровне разума. Мера нарциссизма определяет у человека двойной масштаб восприятия. Лишь то имеет значимость, что касается его самого, а остальной мир в эмоциональном отношении не имеет ни запаха, ни цвета; и потому человек-нарцисс обнаруживает слабую способность к объективности и серьезные просчеты в оценках [191] .
189
Психозы — серьезные нарушения психики, связанные с утратой человеком способности адекватно воспринимать внешний мир. Внутриличностный конфликт (разорванность собственной психики) воспринимается человеком как конфликт между ним и внешним миром. Различаются органические психозы, связанные с мозговой патологией, и функциональные, к числу которых относятся меланхолия, паранойя и шизофрения. — Прим. ред.
190
В последние годы многие аналитики высказали сомнение по поводу «первичного нарциссизма» в раннем детстве и сделали предположение о более раннем, чем полагал Фрейд, возникновении «объектного либидо». Кроме того, большинство психоаналитиков отказалось от представлений об исключительно нарциссистском характере психозов.
191
Дальше я остановлюсь лишь на одной форме нарциссизма, которая проявляется в чувстве собственного совершенства. А есть еще одна форма, внешне как бы противоположная первой. Это негативный нарциссизм, при котором человек находится в постоянной тревоге за свое здоровье вплоть до ипохондрии. Эта форма нарциссизма в нашем контексте не играет роли. Хотя надо помнить, что обе формы могут выступать в смешанном виде, — примером тому служит ипохондрический синдром у Гиммлера.
Нередко человек-нарцисс достигает чувства уверенности вовсе не ценою своих трудов и достижений, а благодаря тому, что он субъективно убежден в своем совершенстве, в своих выдающихся личных качествах и превосходстве над другими людьми. И поскольку на нарциссизме покоится его самооценка и чувство своего «Я», он должен мертвой хваткой цепляться за свои нарциссические представления. И если под угрозой оказывается нарциссизм, то сам человек воспринимает это как угрозу своим витальным интересам. Если человек-нарцисс чувствует себя ущемленным, если его недооценивают, критикуют, ловят на ошибках, унижают в играх или других ситуациях, то это обычно вызывает у нарцисса чувство возмущения и гнева, вне зависимости от того, дает ли он им волю и вообще отдает ли он себе в них отчет. Насколько интенсивной может быть часто эта агрессивная реакция, можно судить хотя бы по тому, что человек, ущемленный в своем нарциссизме, никогда в жизни не простит обидчика, ибо он испытывает такую жажду мести, которая ни в какое сравнение не идет с реакцией на любой другой ущерб — физическую травму или имущественные потери.