Андерсен. Его жизнь и литературная деятельность
Шрифт:
Перед отъездом он написал матери очень веселое письмо. Этим заканчивается период отроческих скитаний Андерсена, полный мечтаний и золотых грез, буквально заменявших ему порою насущный хлеб.
Глава III
Жизнь в Слагельсе. – Директор школы. – Поездки в Соре. – Переход в Хельсингёр. – Поездки в Копенгаген. – Первые стихи Андерсена. – Отношение к нему директора и угнетенное состояние Андерсена. – Возвращение в Копенгаген. – Занятия со студентом. – Поступление в университет. – Новые знакомства. – Хейберг и Эленшлегер. – Стихи Андерсена появляются в печати. – Пристрастное и неприязненное отношение общества. – Первая книга Андерсена. – Успех его первой пьесы. – Университетский экзамен.
Андерсен поступил в слагельсейскую школу почти 17 лет от роду и был
Способности у него были хорошие, и ученье пошло очень успешно. Тем не менее оно давалось Андерсену нелегко вследствие непривычки к правильным занятиям. Товарищами и учителями был он доволен, город ему нравился, но несчастье его составлял директор школы, талантливый и знающий человек, но совсем не педагог по натуре. Его саркастический ум и насмешливая манера пугали и обескураживали учеников и в особенности чувствительного и мягкосердечного Андерсена, который, несмотря на свое самолюбие, отнюдь не был самоуверен и постоянно сомневался в своих силах. Впоследствии Андерсен узнал, что директор очень высокого мнения о его способностях, но пока он не видел от директора ничего, кроме строгости и самых обидных насмешек. Андерсен бывал у директора дома, куда тот приглашал его вместе с остальными учениками. Там директор становился другим человеком: играл с детьми в солдатики, смеялся и шутил с ними очень добродушно, но в школе все боялись его насмешек и строгого вида. Он любил ставить учеников в тупик, например, тем, что на экзамене, если они недостаточно бойко отвечали, внезапно оборачивался к печке и начинал задавать ей вопросы.
В школе Андерсен писал стихи на разные торжественные случаи, но вообще слушался своих друзей и покровителей, которые все в один голос твердили ему, чтобы он поменьше сочинял и побольше думал об ученье. Под влиянием школьной жизни юноша совершенно утратил свою ребяческую отвагу и беспечность.
За время пребывания Андерсена в школе умерли его дед и бабушка, оставившие ему в наследство всего 20 риксдалеров (15 рублей), что, однако, казалось Андерсену большим богатством. Он с восторгом мечтал о том, как отправится в родной город, и осуществил свою мечту на праздниках. Мать очень гордилась его успехами в жизни. Все в Оденсе знали, что Андерсен воспитывается на королевский счет, и это внушало большое уважение к его особе. Когда он шел по улице, на него смотрели из окон домов. Мать с гордостью говорила: «Сын башмачницы Марии совсем уж не так глуп, как думали люди!» Пребывание в родном городе оставило в уме Андерсена впечатление какого-то величия. Но все это исчезло, как только он вернулся в Слагельсе. Директор не давал ему заноситься. Бедный Андерсен все больше и больше терял мужество под его строгим и насмешливым взглядом. Единственным утешением были праздники. В эти дни он ездил по окрестностям Слагельсе и скоро изучил все памятники старины, разумеется, не как ученый, а как поэт. Но лучшим местом его путешествий был городок Соре, где жил его копенгагенский знакомый поэт Ингеман со своей молодой женой. Юноша проводил каждое воскресенье в их уютном домике поблизости от моря. Обитатели его были интересные, живые и добрые люди. Жена Ингемана обращалась с Андерсеном как добрая старшая сестра. Он совершенно отдыхал там, среди веселого общества молодежи. Ингеман занимал место профессора в так называемой «рыцарской академии» города Соре. В числе его слушателей были два молодых поэта, которые скоро сошлись с Андерсеном, несмотря на большое различие в характерах. Насколько Андерсен был мягок и женствен по натуре, настолько те были мужественны и решительны. Все, чего недоставало Андерсену в школе, находил он у Ингеманов. Здесь даровитый юноша не боялся насмешек, не прятал своих мыслей и чувств и наслаждался интересной беседой.
Андерсен выдерживал один за другим переходные экзамены и дошел до четвертого класса, когда ему минуло 20 лет. В это время он вел дневник, по отрывкам из которого можно видеть, что его тогда занимало и до какой степени он был детски наивен и чист душой. Его интересовали исключительно книги и ученье. Вперемежку с упоминаниями о вновь прочитанных книгах попадаются замечания вроде следующих: «Хорошо выдержал из математики. Боже, благодарю Тебя от всего сердца!», или: «Великий Боже, я слаб, но Ты видишь мою душу. Помоги мне перейти в четвертый класс!», и так далее.
В это время директора школы перевели в Хельсингёр по его собственной просьбе. Каково же было удивление юноши, уверенного в том, что директор считает его дураком, когда тот выразил желание, чтобы и Андерсен
Вначале в Хельсингёре директор несколько оживился под впечатлением новой обстановки, стал охотнее заниматься с учениками и проявлял больше теплоты, но потом это прошло: он сделался саркастичнее чем когда-либо и совершенно замучил Андерсена своими издевательствами. Тому и в голову не приходило, что директор самого лучшего мнения как о его способностях, так и о его поведении и характере. В письмах к Коллину директор прямо называет Андерсена выдающимся, талантливым юношей. Непонятно, что заставляло его скрывать свое настоящее мнение. Андерсену было бы необыкновенно полезно всякое поощрение, а он не видел ничего похожего на это. Его поддерживал только Коллин, постоянно писавший ему ободрительные письма.
Андерсен страдал все больше и больше. В Слагельсе у него были товарищи, прогулки и веселые поездки в Соре. Здесь же ни одного знакомого. Гулять ему не позволяли. Когда кончались занятия, он сидел в четырех стенах. Товарищи не смели к нему ходить, боясь строгого директора. Однако на праздники его отпускали из школы. В такие дни он ездил в Копенгаген и останавливался там обыкновенно у адмирала Вульфа, в семье которого его принимали всегда как родного. Эти поездки казались ему чем-то сказочным, до такой степени унылая школьная жизнь не походила на жизнь в Копенгагене. Здесь был у Андерсена обширный круг знакомых. Если он и страдал иногда от сознания своей неловкости и плохого костюма, то это искупалось с лихвою интересными разговорами и обществом таких людей, как поэт Эленшлегер, которого он боготворил. Над Андерсеном нередко смеялись за его угловатые манеры, провинциальное произношение и излишнюю откровенность. Вообще он-таки немало терпел в копенгагенском «свете» из-за своей бедности и низкого происхождения. Следы перенесенных юношей, жившим всегда более или менее на чужой счет, уколов самолюбия и горечи зависимого положения можно видеть во многих его произведениях. Но в общем поездки в Копенгаген были для него истинным счастьем, и он всю жизнь вспоминал о них с благодарным чувством.
Никогда не дремавшая фантазия, которую парализовали в школе насмешками и которую Андерсен сам старался держать на привязи, все же иногда прорывалась наружу. Во время своего пребывания в Слагельсе и Хельсингёре он написал-таки несколько стихотворений. Два из них – «Душа» и «К моей матери» – вошли впоследствии в собрание его сочинений. Другие два – «Новогодняя ночь» и «Умирающее дитя», единственные, написанные в Хельсингёре, – он читал в Копенгагене. Многим они понравились, но большинство старалось ему внушить, чтобы он не зазнавался и не мнил себя поэтом. Одна дама выразила это в такой форме: «Ради Бога, не воображайте себя поэтом оттого только, что вы написали несколько стихотворений. Ведь это сделается у вас id'ee fixe. Ну что бы было, если бы я вообразила, что я бразильская королева!»
Грех сказать, что Андерсена поощряли в дни его юности. Редко, редко доставалось ему услышать слово сочувствия. В своей автобиографии он уверяет, что в то время не считал себя поэтом, но мы думаем иначе. Без сомнения, Андерсен чувствовал в себе присутствие таланта, но, как все истинные художники, часто сомневался в своих силах.
Один из немногих ободрявших Андерсена своим хорошим отношением был Эленшлегер, который считался в то время первым датским поэтом, так что малейшее внимание с его стороны принимали за великую честь. На каком-то вечере в ярко освещенном салоне Андерсен чувствовал себя настолько неловко в своем плохом сюртуке, что спрятался за длинные занавеси. Проходя мимо него, Эленшлегер остановился и дружески пожал ему руку. Андерсен был совершенно счастлив. Он никак не ожидал такого внимания со стороны знаменитого поэта. Вообще он вращался в то время в очень блестящем интеллигентном кругу, где постоянно встречался с выдающимися литераторами, учеными и музыкантами.
После одной из поездок в Копенгаген, оставившей в его уме впечатление сказочного сна, Андерсен вернулся в Хельсингёр. Там ждала его большая неприятность. Директор узнал, что он читал в Копенгагене свое стихотворение «Умирающее дитя», и с самым суровым видом потребовал, чтоб оно было ему показано, причем благосклонно заметил, что если найдет в нем хоть искру поэзии, то простит своему дерзкому ученику его страшный проступок.
Андерсен дрожа подал стихи. Директор прочел их, осмеял и объявил, что они бессмысленны и сентиментальны. Потом сделал строгий выговор бедному поэту.