Андрей Рублев
Шрифт:
Слова отца Сергия прозвучали с амвона основанного им монастыря и стоустой молвой разнесены по Руси, услышаны митрополитом Алексием, узаконены им истиной и внушены князю Дмитрию.
Нет доступа свету ущербной луны в лесные дебри. Отец Сергий идет во мгле следом за зверем, не видя медведя, но слыша его дыхание и отфыркивание. Медвежонка шесть лет назад принес игумену бортник, а Сергий выпестовал в звере собачью преданность. Под лапами медведя похрустывают валежины. Босые ноги Сергия ступают бесшумно по хвойному пружинистому настилу.
Лесная мгла Сергию не помеха. Путь
На этот раз пришел в лес, чтобы осмыслить в который уж раз увиденный сон. В памяти он ясен. Чистое поле с редкими ракитами. Ковыльная трава по пояс человеку. Река с пологими берегами. Татарские полчища на ее берегу, и наносит ветер от них дух конского пота. Возле лесной стены – ратные силы Руси, впереди которых на коне возвышается князь Москвы Дмитрий, а возле него с одной стороны – Сергий, с крестом в руке, а с другой – митрополит Алексий. Вдруг слышится свист певучей стрелы, вонзается она в грудь митрополита, и старец замертво падает на землю. Сергий с князем склоняются над ним, тут сну конец.
Пробудившись, Сергий вышел из кельи и лунной ночью направился в лес, к его покою, чтобы самому обрести покой и понять смысл сна, который настойчиво снился ему то в темную, то в дождливую, то в ветреную ночь.
Сергий не любил сны, ибо редкие из них не сбывались, а этот сон начинал пугать его своей настойчивостью.
Мысли Сергия о митрополите. Кто мыслит о его насильственной смерти? Кому Алексий ненавистен? Сергий знал, что у митрополита есть немало недругов среди монашества, среди удельных князей и бояр, знал он и то, что Алексий из-за князя Дмитрия не в чести у Мамая. Однако не верил в то, что у кого-то из татар поднимется рука на мудрого старца. Алексий бесстрашен, и хотя уже дважды в его тело вонзались ножи лиходеев, митрополит продолжает жить и своим бесстрашием помогает жить тем, кто видит в нем оплот мудрости, необходимой Руси.
Быстро светало. В небе творилось волшебное смешение красок раннего утра. На лысом небе без единого облачка полосы розового и зеленого цвета, чередуясь, становились все ярче и ярче. Восточный горизонт уже полыхал солнечной позолотой. Все лесное, что было скрыто ночной темнотой в сизом сумраке утра, становилось зримой явью, готовой даже днем стать небылью, сказочным видением с помощью людского сознания…
Колокол-большак в монастыре подал голос. Благовестили к заутрене. Эхо заботливо разносило звоны, и они плыли в утренней тишине густыми голосами над просыпавшимися лесами.
Сергий в сопровождении медведя шел утренним лесом на зов колокола, шел к своим тревогам и заботам нового августовского дня. День обещал быть погожим…
3
Воскресный день.
Решив повидать митрополита, чтобы унять тревогу, рожденную раздумьями о вещем сне, отец Сергий выехал с иноком Пересветом из монастыря еще до первых петухов.
Брезжил рассвет.
За селом Озерецким лесная дорога петляла чащобами среди болот и мочажин с частыми настилами гатей. Над ней курился бородатый дымок ночного тумана.
Ехали
Пересвет – человек богатырского сложения – сидел на коне с молодцеватой осанкой воина, уперев в бок левую руку с луком. Дорога в Москву в летнюю пору опасна из-за встреч с ватагами худых людей, у них свое обхождение с путниками. Правда, встречи с лихими людьми для Сергия не опасны, и они чтут игумена. Пересвет уже не первый год сопровождает Сергия в поездках и хорошо знает его характер, а потому безропотно ждет, что молчание игумена кончится и он, может быть, услышит его словесное откровение, которое наверняка запомнится ему, станет важным для жизни назиданием.
Но на этот раз игумен ехал молча, лишь временами глубоко вздыхал.
Возле Лебяжьего озера взревел медведь. Кони спружинили мышцы, похрапывая, навострили уши, боязливо озираясь. Сергий успокоил своего коня, похлопал его рукой по шее, натянул повод, и конь с места взял полный бег.
Под птичье щебетание доехали до гатей возле села Непрудского. Для сокращения пути Сергий свернул на старую гать. Вскоре его конь угодил ногой между гнилых жердей и, повредив ее, начал сильно хромать. Оставив коня на заезжем дворе в Непрудском, Сергий пересел на другого и с Пересветом они доехали до часовни Cвятого Фоки на Яузе. Оставив коней во дворе часовни, пешими прошли в ворота Москвы. Сергий почти всегда ходил по Москве в Кремль пешком, исключение делал только тогда, когда лошадей за ним присылал сам князь или митрополит.
На улицах люди, узнававшие Сергия, торопливо обнажали головы, смиренно ожидая его благословения, старики и женщины становились на колени, шустрые ребятишки бежали к родителям, предупреждая их о приближении игумена, и тотчас возле калиток появлялись матери с младенцами на руках.
В узком переулке Сергий и Пересвет увидели впереди толпу нищих, ведомых юродивым во власянице и веригах из цепей. Юродивый опирался на деревянный посох, украшенный медным голубем. Нищие пели псалом. Навстречу нищим выехали конные воины, закричали на бедолаг, преградивших им путь, но лишь только увидели Сергия, смолкли, спешились и, склонившись, ждали с непокрытыми головами, когда он прошествует мимо них.
Пересвет шагал размашисто, расчищая Сергию путь, для острастки покашливая. Сергий же, не переставая, чертил рукой в воздухе крест.
В Кремль путники вошли через Боровицкие ворота и направились к Успенскому собору. Народ, что толпился и в Кремле, был другой – сытый, самодовольный. По большей части встречались здесь бояре с домочадцами, иноземные торговые гости, воеводы и вездесущие монахи. Все беседовали чинно, без крика, некоторые прикрывали рот руками, а те, кто не желал, чтобы посторонние услышали их разговор, перешептывались, говорили друг другу в уши.
Толпа в Кремле была нарядной. От парчовых боярских одежд, от красочных аксамитов и шелков, украшавших женщин, от непривычных для Руси иноземных одежд толпа казалась торжественной.
Завидев Сергия, нищие и юродивые на паперти собора подняли гвалт, кидались перед ним на землю, хватая его за полы рясы, просили благословить. Сергий с трудом пробрался сквозь толпу и вошел в душный полумрак собора. Свечи и лампады чадили. Запах горячего воска смешивался с ароматом ладана, дымок рваными волокнами нависал над молящимися.