Ангел 006
Шрифт:
– Что-то Володя не идёт, – нарушила молчание Оля, – я схожу за ним.
Она встала со стула и направилась к двери.
– Не надо, – попросил я, поднимаясь и уже понимая, что произошло, – не ходи туда. Я сам. Вначале я.
Володя лежал в спальне на кровати. Закрыв лицо руками, будто ему было стыдно. Он успел снять только пиджак, который валялся рядом.
Тромб в вене на бедре оторвался от стенки сосуда. Проскочил в лёгкое и закупорил лёгочную вену. Володя умер в течение минуты. Пока мы сидели на кухне.
Сзади меня страшно закричала Оля. Я перехватил её, усадил на пол, прижал к груди.
– Скорую надо, врача! – кричала она.
– Он мёртв, – ответил я, – ничего не поможет. Он мёртв.
Достал телефон. Позвонил в полицию. Продиктовал адрес.
Пока я звонил, Оля выскользнула из моих объятий и подползла к кровати. Дотянулась до Володи, до его плеча. Вцепилась в рубашку и тихо заплакала.
Я подошёл. Дотронулся до Оли.
– Он умер быстро. Ему почти не было больно, – сказал ей.
– Ты знал. Ты же знал всё, – застонала она и, переходя на крик: – Почему ты не предупредил?! Мы бы его спасли. Я бы спасла его. Это ты во всём виноват. Сволочь!
Я перехватил её руки, сжал крепко. Оттащил от кровати. Усадил на прикроватную тумбочку.
– Я не знал, кто из вас, – сказал, глядя прямо в глаза, в бездонные, полные боли глаза, – я не знал кто. Мне не сказали. Это бывает. Люди умирают. Просто так. И я знаю, как это больно.
Ольга опять заплакала, бессильно опустив плечи. Сидела на тумбочке и плакала. А её муж лежал на кровати.
Медики и полиция приехали почти одновременно. Олю увели на кухню. Её трясло. Усатый врач посмотрел на Володю, пощупал пульс. Сказал, что они тут не нужны. Я поймал его уже в коридоре.
– Женщине успокоительного вколите, – попросил я, – 30 лет, аллергии нет. Первый месяц беременности.
Врач кивнул, зашёл на кухню. О чём-то тихо поговорил с Ольгой. Достал ампулу, шприц. Сделал укол.
Полицейский написал протокол. Дал свою визитку. Рассказал, куда звонить завтра.
Приехала труповозка. Два накачанных паренька положили Володю в мешок и понесли на выход. Оля было дёрнулась, но бессильно опустилась на стул. Лекарство начало действовать.
Я постелил Оле на диване. Перенёс её, засыпающую, на него. Выключил свет.
Всю ночь сидел и читал Прилепина. Под утро задремал. Проснулся от плача.
Ольга лежала на диване и плакала. Я подошёл.
– Мне очень жаль, – сказал, – но тебе сейчас надо встать, умыться, привести себя в порядок. У нас много дел.
– Я не хочу, – тихо ответила она, перестав плакать, – я ничего не хочу. Я хочу, чтобы он вернулся. Чтобы он снова жил.
– Оленька, милая, – я положил руку на её волосы, – он умер. А ты жива. И тебе надо похоронить мужа. Потому что ты его жена. Поэтому вставай, чисть зубы, умывайся, причёсывайся, одевайся – и на кухню. Завтрак я приготовил.
– Мне больно, – заплакала Оля, – мне очень больно. Ты же Ангел. Ты можешь вылечить эту боль? У тебя есть лекарство?
– Есть, – сказал я, – это лекарство время. Боль утихнет. Она не уйдёт насовсем, но утихнет. Я знаю. А сейчас вставай. У нас много дел.
Ольга встала. Шатаясь, скрылась в ванной. Я за это время приготовил ей овсянку и положил на стол лист бумаги и ручку.
Ольга вышла из ванной спустя 15 минут. Под глазами круги. Но причёсанная, умытая и немного накрашенная. Поела. Попили чай.
Раздался телефонный звонок. Ольга посмотрела на меня сумасшедшими глазами.
– Это его телефон. Он в пальто, в прихожей, – сказала шёпотом.
Я вышел в прихожую, достал из пальто звонивший телефон. Ответил.
– А Владимира Ивановича можно? – спросили в трубке.
– Нет, нельзя, – ответил я, – он умер.
Пауза.
– Вы не шутите? – ответили в трубке. – Он же вчера на работе был. У нас сейчас совещание.
– Это с работы, – сказал я Оле, а в трубку ответил, – перезвоните через час, пожалуйста. Лучше всего на Олин телефон.
– Да, да, – ответили в трубке, – а вы кто? И что случилось?
– Я друг семьи, – ответил я, – а случилась тромбоэмболия легочной артерии.
На другом конце провода ойкнули и повесили трубку.
– На следующие звонки будешь отвечать ты, – сказал я, протягивая Ольге телефон.
– Я не хочу, – опять заплакала она, – я не хочу говорить, что он умер. Может, ты будешь отвечать?
– Ты будешь это делать, – сказал я, – это твоя обязанность. Я буду тебе помогать в другом. Чай заварить или подвезти куда. А разговаривать и делать дела будешь ты.
– Я не смогу. Мне больно понимать, что его уже нет и больше не будет, – тихо сказала Ольга, – может, в загробной жизни? Может, мы с ним ещё встретимся?
Она с надеждой посмотрела на меня.
– Нет, – ответил я, – вы никогда не встретитесь. Он умер. Его больше не будет. Всё. И никакой загробной жизни нет. Это всё сказки.
– А что же мне теперь делать? – спросила Оля. – Я люблю его. Я же жила только ради него. Что мне теперь делать?
– Дальше жить, – ответил я, – жить и жить. Помнить. И растить его ребёнка.
– Ой, я даже забыла о беременности, – положив руку на живот, сказала Ольга и опять заплакала.
– А ты не забывай, – посоветовал я ей, – и знай, что ты уже не одна. Вас двое.
Я придвинул лист бумаги к Ольге, и мы вместе составили список тех, кому надо было позвонить и сообщить о трагедии. Родителей у Владимира не было. В списке оказались брат, тётка, бывшая жена, сослуживцы, друзья, Олины родители.
Потом Оля звонила всем по этому списку и рассказывала, что произошло. Иногда плакала. Иногда просто сухо сообщала о происшедшем, выслушивала слова сочувствия и благодарила. К концу списка она более-менее успокоилась.
Конец ознакомительного фрагмента.