Ангел пустыни
Шрифт:
– Опять сдрейфил, Ванечка?
– В темных, неестественно блестящих от чифира глазах шефа зажглись злобные огоньки.
– Назад пустыми не поедем, отрезал он.
– А с тобой после потолкуем, дорогой.
И хотя эта угроза была адресована только Ивану, все притихли. Они хорошо знали буйный, временами истерический нрав своего шефа и предпочитали не перечить ему.
Полчаса спустя машина снова въехала на главную улицу и остановилась невдалеке от смутно белеющей на пригорке церкви. На этот раз улица была совершенно пустынной. О грузовике и человеке в тулупе напоминали лишь следы колес и огромных сапог
Луи открыл дверцу, осмотрелся и скомандовал:
– Действуем, как всегда. Я - в машине, Сава - на стреме, Бума и Иван - в клюкву*.
_______________
* К л ю к в а - церковь.
Иван открыл портфель, порылся в нем, что-то достал, спрятал под куртку, уже хотел было положить портфель обратно, когда прямо над его ухом раздался злой шепот шефа:
– А это? Да ты, Иван, и в самом деле сдрейфил.
Луи щелкнул замками портфеля и вынул три обреза. Короткие и широкоствольные, они походили на старинные пистолеты: не хватало только раструба на конце ствола. Два "пистолета" он сунул Буме и Ивану, третий Саве, коротко приказав:
– Шмолять только в крайнем случае, но наверняка.
Ему никто не ответил, и трое молча зашагали к церкви. Иван и Бума легко перемахнули через невысокую ограду, Сава остался на улице. Иван достал из кармана банку, смазал густой маслянистой жидкостью оконное стекло, приложил газету, надавил шапкой. Хрупкое стекло почти беззвучно треснуло, и его осколки прилипли к бумаге. Он осторожно свернул ее, спрятал в карман куртки. За стеклом оказалась металлическая крестообразная решетка. Иван с сомнением потрогал толстые металлические прутья, покачал головой. Бума понял без слов, подал обрубок водопроводной трубы с расплющенным концом, в котором была сделана прорезь. Иван попытался зацепить самодельным гвоздодером шляпку гвоздя, однако та не поддалась.
– Ну чего ты там?
– нетерпеливо зашептал напарник.
– Давай по-быстрому...
– Не поддается, зараза, здорово загнали, под самую шляпку. И перчатки эти проклятые мешают.
– Он со злостью сорвал толстые шерстяные перчатки и сунул их в карман.
– Ты только Луи не говори, что без перчаток работал. Психовать опять будет.
Бума протянул ему ножовку:
– Попробуй лучше вот этим. Верное дело.
– Верное, да медленное, - пробормотал Иван, однако взял ножовку и задвигал ею по железному пруту. Раздался неприятный и довольно громкий скрежет металла. Он испуганно оглянулся, прошептал:
– Вот что я тебе скажу. Бума, надоела мне эта волынка. Шефу что сидит себе в машине, а мы тут уродуемся.
– Он хотел еще что-то сказать, однако напарник перебил:
– Ладно, кончай каркать.
Иван замолк, занятый своим делом. Вдруг пила, сделав последний ход, вырвалась, и он услышал мягкий звук ее падения на деревянный пол. "Черт с ней, с ножовкой, пропади она пропадом, - выругался он, - некогда искать". Иван обхватил обеими руками толстый железный прут и с усилием отогнул его. В образовавшуюся щель легко проскользнул худой Бума.
Тонкий луч карманного фонарика прорезал густую темноту, жадно зашарил по украшенным росписью стенам, нащупал алтарную стенку с иконостасом. Скорбные, печальные лики святых, казалось, с удивлением и осуждением смотрели на святотатца. Человеку с фонариком на миг стало не по себе.
– Чего уставились, идолы?
– пробормотал он.
Шепот, усиленный хорошей акустикой, прозвучал неожиданно громко, и Бума вздрогнул.
– Ну погодите, я вам покажу...
Светя фонариком, он сорвал несколько икон, сунул их в сумку, зашел в алтарь. На маленьком столике, покрытом плюшевой скатертью, покоилась толстая книга в резном серебряном окладе. Рванул оклад. Ветхие, истонченные временем листы бесшумно разлетелись веером в разные стороны, а оклад занял место в сумке рядом с иконами.
Приоткрыл деревянный старинный футляр, лежащий на аналое. Луч фонарика скользнул по желтой дарохранительнице.
"Неужели золотая? Вот подфартило", - обожгла радостная мысль. Набив сумку чашами, крестами, вор покинул церковь тем же путем, что и проник в нее. У окна его нетерпеливо дожидался сообщник. Они уже перелезли через ограду, как вдруг откуда-то из темноты раздался окрик:
– Стой! Стой, кому говорю!
Голос звучал громко, уверенно. От неожиданности оба на миг оцепенели. Первым пришел в себя Бума, выхватил из-под полы обрез, но не успел взвести курок, как сбоку прогремел оглушительный выстрел, и вслед за ним они услышали голос Савы:
– Чего стоите? Шмоляйте!
Тот, кто приказал им остановиться, уже подбежал совсем близко, и они узнали в нем сторожа, разговаривавшего с водителем грузовика. Над головой сторож занес ружье, будто изготовил его для удара. "Но почему он все-таки не стреляет?
– пронеслось в голове у Бумы.
– Живыми хочет взять, что ли?" Бума лихорадочно взвел курок и, почти не целясь, выстрелил в белеющее совсем близко лицо.
К ним присоединился Сава, и уже втроем они подбежали к нетерпеливо урчащей мотором машине. Стукнули дверцы, и "Волга" рванулась в темноту. Сбежавшиеся на выстрелы взбудораженные сельчане увидели человека, недвижимо распростертого на снегу, Тревожный колокольный звон поплыл над сонным селом, достигая самых отдаленных домов.
Пассажиры "Волги" не слышали звона колоколов, в которые ударил дьякон церкви святой Троицы. Они были уже далеко. Свернув с шоссе на проселок, Луи выключил мотор, и Бума передал ему сумку, которую держал на коленях.
– Посвети, - распорядился шеф, доставая из кармана мощную лупу. Поглядим, что бог послал на сей раз.
– Луи криво ухмыльнулся и хотел уже запустить руку в сумку, но его опередил Бума:
– Подожди, я кое-что покажу.
– Он пошарил в сумке и извлек отливающую благородной желтизной дарохранительницу.
– Вроде бы рыжая*.
_______________
* Р ы ж а я - золотая.
– Рыжая, говоришь?
– недоверчиво переспросил босс.
– Посмотрим. Свети лучше, ни черта ни видно.
Луи сосредоточенно разглядывал дарохранительницу сквозь увеличительное стекло и за этим занятием походил на ювелира.
– Нет, скуржевая*. Вот она, проба, - 84-я.
– Он подбросил дарохранительницу в руке.
– Грамм восемьсот тянет. Что еще взяли?
_______________
* С к у р ж е в а я - серебряная.
Он снова вооружился лупой и тщательно исследовал "трофеи". Некоторые из них после осмотра оказались в портфеле, другие - в грубом холщовом мешке.