Ангел с черным мечом
Шрифт:
– Что-то совсем редкое?
– Я и о редких слышал, – сообщил Азазель несколько заносчиво. – Меня вообще-то можно именовать Азазелем Мудрым или Азазелем Всезнающим…
Михаил оборвал строго:
– Всезнающ только Господь!
Азазель ухмыльнулся:
– Я уже объяснял тебе, неучу, что даже Господь не всезнающ, хотя, правда, по собственному желанию. Ему так интереснее, хотя для общественности это подается как доверие к человеку и предоставление ему полной свободы даже от самого Творца… Но давайте сосредоточимся на этом странном… гм… существе.
Михаил насторожился.
– Ты о ком?
– О человеке, – ответил Азазель снисходительно. – О том, кто мера всех вещей и венец творения, хотя всего лишь петух с плоскими ногтями. Адам вылеплен из красной глины, разве не помнишь? И даже так и назван…
Михаил смолчал, переваривая услышанное. Да, слово «Адам» означает «красная глина», но при чем здесь человек и этот странный демон, если это демон или монстр, что, как уверяет Азазель, единственный в своем роде…
Азазель поднял руку над головой и сделал жест, словно вкручивает лампочку.
– Сделаю, – донесся голосок из кухонной стены.
Михаил спросил с подозрением:
– Это чего?
– Большую чашку кофе, – пояснил Азазель. – Это со времен, когда голосового ввода еще не было. Я консерватист временами, люблю антиквариат, хотя и не переношу.
– Тогда и мне большую, – сказал Михаил.
– Наркоман, – произнес Азазель с удовольствием. – Вот так и начинается падение.
– А ты?
– Я уже падший, – сообщил Азазель с гордостью. – Мне можно. Мои великие достоинства все перекрывают!.. В любом падении есть свои высоты, не знал?.. Ладно, я пошел в так называемый кабинет, там у меня кое-какие старые тексты.
Михаил напомнил:
– Ты говорил, в инете есть все.
– Есть, – согласился Азазель, – но в Греции все равно больше.
Михаил потащился за ним в его Грецию, в комнате Азазеля в нижних ящиках необъятного стола отыскались древние книги, неоцифрованные, как непонятно выразился Азазель, но когда он вытащил одну из них, раскрыл на столе и с самым сосредоточенным видом начал перелистывать ветхие страницы, Михаил сам ощутил заметное почтение.
Некоторое время из-за плеча Азазеля всматривался в древние полустертые буквы и примитивные рисунки, пока ничего понятного, но Азазель довольно похмыкивает, возможно, уже нашел какие-то ниточки, хотя, может быть, читает подробности, что там патриархи увидели, когда подсматривали за купающейся Сусанной.
Наконец Азазель откинулся на спинку кресла, потер кулаками глаза.
– Что там на кухне так пахнет? Ого, скоро обед?.. Пойду посмотрю. А ты книгу закрой, если вздумаешь отойти от стола, понял?
– Дафы? – спросил Михаил.
– Да, – ответил Азазель. – Только и караулят, гады.
Михаил покачал головой:
– Разве буквы в таких книгах дафы могут смешать?
– Рядовые не могут, но ко мне рядовые не рискнут.
Он вышел, Михаил остался у стола, краем уха прислушивался к голосам на кухне, там еще и звяканье с лязганьем, ароматы жареного мяса начали протискиваться под дверью жаркой аппетитной волной, словно Азазель принялся жрать в одиночку.
Не утерпев, он заложил открытые страницы красной ленточкой, закрыл книгу, тяжелый латунный переплет не позволит открыть никому, кроме владельца, и тоже поспешил на кухню.
Азазель уже помогает Сири вынимать из духовки жареное мясо и птицу, управляется гораздо быстрее, чем та манипуляторами. Обизат расставляет по столу тарелки, улыбнулась Михаилу так светло и лучисто, что у того подпрыгнуло и опустилось сердце еще ниже.
Азазель с веселым раскрасневшимся лицом оглянулся на соратника.
– Книгу закрыл? – поинтересовался он. – А то Элиэзер Сар А-Далим только и караулит, у нас с ним старые счеты.
– Поймай да отлупи, – предложил Михаил. – Чтоб твою квартиру обходил десятой дорогой.
Азазель поморщился.
– Как по-солдатски. Неинтересно, не находишь? Пусть помучается ожиданием.
– Не нахожу, – ответил Михаил. Он опустился за стол, потянул ноздрями. – Какой повар в тебе пропадает…
– Во мне ничто не пропадает, – заверил Азазель бодро. – Я многогранная личность!.. Но у меня порядок, все по рангу, никто не пытается занять чужое место. Это те, кому не удается, вынуждены заводить другие сущности, как вон Гамалиэль…
Михаил снова потянул носом ароматные запахи.
– Что-то часто едим… Мы только что завтракали. Или то был ужин?
– У тебя траблы с восприятием времени, – обвинил Азазель. – Ты что, животное?.. Человек ест, когда изволится!.. А то и когда возжелается.
– Но ты же…
– Я человек, – заявил Азазель гордо. – Хотя очеловечиться трудно, для этого нужно пересмотреть многие ценности, что и не ценности вовсе, но я весьма как бы сумел и преуспел! Скромно говоря, я самый человечный из людей, не считая, конечно, Владимира Ильича.
Сири произнесла деловито:
– Мясо готово. Подавать?
– Не видишь, – ответил Азазель сварливо, – ложками стучим? А Мишка нож держит как-то угрожающе, будто не мясо готов разделывать, не мясо…
Обизат сказала обидчиво:
– Зачем говоришь неправду?
– Нет на свете правды, – сообщил ей Азазель, – как и справедливости! Тем более нет истины, как убедился Пилат. Зато верно все то, что говорю я, хотя понимать нужно иносказательно… Спасибо, Сири!.. Мишке тоже положи, он застенчивый.
– Я сама, – быстро сказала Обизат. – Он мой хозяин и повелитель!..
Азазель сказал со вздохом:
– За меня кто бы так дрался… эх, почему Мишке везет?
– Он добрый, – возразила Обизат обвиняюще, – а ты злой и наглый. А еще и хвастливый!
– Так есть же чем хвастаться, – ответил Азазель скромно. – Я весь из достоинств, даже противно. Еще вина?
– Вино вредно, – заявила Обизат.
– Это кто тебе такое сказал? – изумился Азазель. – Родители?
– Сири сказала, – пояснила Обизат. – Она не врет, я ей верю. Она хорошая.