Ангел Смерти
Шрифт:
– Зачем она вам? – нет, я не тяну время, просто пожить подольше хочется.
– Круг из соли создаёт барьер, через который не может пройти нематериальная субстанция, – честно ответил Смерть. Перевожу на русский: если помрёшь, то хоть Мери до Ласточкина добраться не сможет. – Василиса, что-то я не слышу слов призыва ведьмы, – недвусмысленно намекнул начальник на халтуру зама.
– Я боюсь... – честно созналась, с опаской косясь на посеребренную поверхность.
На моё отчаянное блеяние последовал ответ, мол, не трусь, Марусь, я сам боюсь. Просветив упырёныша, что мне забыли выделить колюще-режущее оружие, чтобы отбиваться
Обернувшись на замкнутую дверь, с ужасом поняла, что даже если буду истекать кровью, меня отсюда не выпустят. И не потому, что начальник – изверг и деспот, а чтобы не дать Мери возможности добраться до Ласточкина.
Окинув комнату цепким взглядом, вынуждена была констатировать, что в помещении нет ничего тяжелее изящной вазы для цветов, стоящей на подоконнике. Поэтому, в случае непосредственного столкновения с кукловодом Мери, мне придётся очень туго.
В голове вновь зашевелились пессимистичные мысли о завещании, которое я так и не успела составить.
– Василиса, мы же тебя прикрываем, – попытался подбодрить меня фамильяр, но не преуспел в этом деле.
– Ласкина, если ты этого сейчас не сделаешь, – шеф начал закипать, и я уже приготовилась к полуторачасовой лекции о морали и угрозах страшной расправы надо мной, трусихой, как была повергнута в шок следующими словами: – то по твоей вине умрёт ещё не один невинный и этот обаятельный юноша Даниил. Сможешь ли ты тогда спокойно жить, осознавая, что могла их спасти, но предпочла политику страуса?
«Чёрт, а Габриель-то прав...» – некстати проснувшаяся совесть, подняла голову и заорала в громкоговоритель, размахивая призывными яркими транспарантами. – «Ведьма ты, Ласкина, или где, чёрт побери? Ведьма, причем потомственная, поэтому, дорогуша, вперёд и с песн… Тьфу ты, с призывом озлобленного духа!»
– Кровавая Мери! Кровавая Мери! Кровавая Мери! – Отойдя на максимально возможное расстояние от зеркала, чётко произнесла, с опозданием понимая, что меня развели как пятилетку.
Несколько томительно долгих минут в глубине зеркала ничего не менялось, и оно всё также продолжало отражать персиковые обои, висящую на стене картину, на которой был изображён бегущий в неизвестность табун лошадей, и диван, застеленный пледом заботливым и хозяйственным фамильяром. Поэтому я практически расслабилась и обрадовалась одновременно (может, Мери нужны более материальные жертвы, нежели души умерших?..), как зеркальная гладь подернулась лёгкой рябью, и начала стремительно темнеть, постепенно формируя очертания человеческого тела.
«Господи, ну, зачем я поругалась с Рафаилом и выгнала его?! Ох, как бы мне сейчас пригодилась его сила и остро заточенный меч...» – где-то на задворках сознания билась паническая мысль, в то время как глаза с пугающей прямолинейностью фиксировали происходящее.
Зеркало перестало исходить серебряными волнами, и я увидела, аккурат напротив себя – как раз там, где должно было быть моё испуганное, если не поседевшее от ужаса, отражение, – молодую, темноволосую девушку. Поначалу Мери показалась настоящей красавицей из серии «любая модель удавится сетчатыми чулками от зависти», как неожиданно всё начало неуловимо меняться. Глаза зеркальной нимфы налились кровью, волосы начали постепенно истлевать, словно под воздействием высокой температуры, уродливо оголяя череп, а кожа сморщилась и пошла красными ожогами и ужасными волдырями.
– Я прошла через адскую боль, – тихий шёпот разнёсся по комнате, хотя опальная ведьма даже рта не открывала. – Так познай же и ты, грешница, всю агонию и отчаяние, выпавшее на мою долю!
Стоило последнему слову стихнуть, как меня обдало невыносимым жаром. Суставы и сухожилия начало выкручивать и, могу поклясться, раздался звук ломаемых костей. Упав на пол, даже не смогла закричать, парализованная адской болью. Вместо нормального голоса слышался хрип больной гриппом вороны, а при каждой попытке хоть что-то сказать горло сдавливал спазм и, казалось, будто ещё немного и поломается шея.
– Больно? – участливо спросила колдунья, с любопытством смотря на меня сверху вниз из зеркальной глади. – Сейчас будет ещё больнее...
Кровавая Мери ещё даже говорить не закончила, как из уголков её глаз тонкой струйкой потекла кровь. Испуганно охнув, почувствовала, как по моим щекам потекли слёзы боли и отчаяния. Собрав остатки воли в кулак и, превозмогая сметающую всё на своем пути боль, кое-как поднесла руку к лицу и попыталась стереть свидетельство своего поражения. Пальцы наткнулись на что-то липкое и более плотной субстанции, нежели слёзы.
Кап!.. На пол упала первая капелька крови, скатившаяся по моей щеке, затем ещё одна и ещё...
Страх, отчаяние, боль и паника, смешавшись в один гремучий коктейль, заставили сделать то, на что никогда бы не пошла при других обстоятельствах. Набрав в грудь как можно больше воздуха, даже не сказала, а скорее прошептала, выплёвывая вместе со словом и сгусток тёмно-красной крови:
– Рафаил! – и замерла, грея в сердце надежду.
Замолчала и Мери, на минуту прекратив жестокие издевательства надо мной, но долгожданное чудо так и не произошло.
– У любого живого существа есть предел его возможностей, – пропустила мимо ушей мой стон Мери, и, довольно улыбаясь, продолжила: – Вот и твоё жалкое сердце остановится через пять ударов... Четыре... Три...
– Ню! – прозвучало с неприкрытой угрозой, а затем раздалось и утробное рычание.
Сквозь тёмную пелену, вставшую перед глазами, я кое-как смогла различить очертания сначала пушистого комочка, а затем и огромного волка перед собой.
Рафаил не бросил меня, ту, которая так по-свински обошлась с ним!..
– Не смей вмешиваться! – Кровавая Мери легонько и в меру элегантно взмахнула рукой, и Кузьма отлетел к стене, но уже буквально через секунду снова стоял между моей искалеченной персоной и зеркалом. – Ах ты, наглая тварь! – вопль ведьмы плавно перешел в диапазон ультразвука, отчего стёкла в окнах жалобно зазвенели, а ваза, приглянувшаяся мне в качестве орудия самозащиты, с траурным звоном лопнула на несколько частей.
Из-за закрытой двери послышался сначала невнятный шум, который с каждой секундой всё нарастал, а затем и вообще явные звуки борьбы. Не знаю, на чьей стороне был перевес в плане физической силы, но тот факт, что хлипкая филенка из спрессованных опилок жалобно заскрипела и пошла трещинами, меня ни капли не обрадовал – лишних денег нет, а из-за чёртова задания ещё и на ремонте разорюсь. Если выживу, конечно…