Ангел, собирающий автографы
Шрифт:
Она сказала что "Город среди песков", это прям про нее, что она прочитала его от кроки до корки за один присест и чем дальше читала, тем больше нравилось. И по прочтении романа захотела напрямую, если представится возможность, познакомиться с автором. А про роман "Камень, катящийся по склону холма", Оксана сказала мне, что никакой фантастикой - и на этом слове было сделано ударение - она его не считает, хоть в нем и происходят перемещения во времени в начало нашего века, в предгрозовую пору русской революции (понять и по возможности, предотвратить эту "первую
Пожалуй, это была лучшая рецензия из всех, что я слышал о себе при прошлой власти и при нынешней. Я смотрел на нее точно таким же взглядом, каким Оксана созерцала меня, высказывая накопившиеся в ней суждения; странная, должно быть, картина - позабытый писатель и единственный его читатель с удивлением и некоторой долей восхищения глядят друг другу в очи.
Собственно, вся идиллия закончилась быстро, динамик прохрипел свое "осторожно, двери закрываются, следующая станция "Планерная", Оксана спохватилась, подскочив с дерматинового диванчика, я среагировал, наверное, не самым лучшим, но самым эффективным в данном случае образом - попросту выпихнул ее из вагона вместе с собой; мы проскочили в захлопывающиеся двери и оказались на платформе. Поезд ушел уже без нас.
Только спустя добрых полминуты я заметил, что по-прежнему прижимаю к себе Оксану, да и сама девушка не торопится высвобождаться из моих объятий. Я снова ощутил запах девичьих духов, исходивших от ее черных как смоль волос, заметил две маленькие оспинки на лбу, когда Оксана хмурилась, они пропадали в появлявшихся на их месте морщинках.
– Успели, - прошептала она, дыша в мое ухо и не двигаясь и на сантиметр. Я кивнул, все так же продолжая стоять неподвижно, боясь, что как только она отойдет - запах исчезнет. Исчезнет и тепло, ощущаемое через пальто тепло ее рук и....
Я нашел в себе силы одернуть себя и отстраниться. Тем не менее, Оксана взяла меня под руку, Господи, да ведь я сам ей это предложил, когда мы направились к выходу на бульвар Яна Райниса. Оксана была лишь на пару сантиметров ниже меня, подходя к лестнице, подходя к лестнице, ведущей на улицу, я полуобернулся к ней, вновь ощутив ставший уже знакомым запах, в то же мгновение она повернула голову ко мне, взгляды встретились, и она улыбнулась.
Около закрытого киоска канцтоваров выяснилось, что она живет на Братцевской улице, до дома ей пилить и пилить на трамвае и к тому же рядом МКАД, а вам далеко? Я кивнул в сторону невыразительных пятиэтажек.
– Вторая "хрущевка" справа.
– Надо же, как вам повезло, - она говорила совершенно искренне.
– А мне еще трамвая ждать.
– Я бы так не сказал. Тем более что наши дома все равно скоро под снос пойдут, переберусь куда-нибудь в Митино или в Куркино, так что....
– Ой, мой трамвай!
– Оксана оглянулась и вздрогнула всем телом, заметив тайно подкравшийся в сумерках к остановке транспорт.
– Не успеешь, - прежде чем спохватиться, произнес я. Она подняла глаза и почти тотчас же кивнула.
– Да... не успею.
Трамвай ждал ее, но не дождался и уехал. Оксана и шагу не сделала к остановке.
– А вы сейчас что-нибудь пишите?
– спросила она, поглядывая в сторону серого пятиэтажного здания укрытого за деревьями, в перерывах между выглядыванием следующего трамвая.
Я кивнул и ответил, хотел кратко, но не получилось. Бог его знает, сколько времени я не делился замыслами ни с кем, кроме музы. Да и та последнее время, не баловала меня своими визитами.
Оксана слушала с заметным удовольствием, но и с некоторым напряжением тоже, она торопилась задать новый вопрос.
– И уже практически готово? Надо же. А кто ваш первый читатель? В смысле: семья или друзья.
Я пожал плечами, почему бы не сказать правду; собственно, что тут удивительного в моем ответе, что зазорного в ее интересе к окружению моей персоны, в том вопросе, что непременно последует за этим. Лучше сказать правду, пусть идет, как идет, своим чередом. Я оглянулся, вдали показались огни нового трамвая. Оксана начала нервничать, стараясь не смотреть ни в сторону "хрущевок", ни на приближающуюся сцепку вагонов.
– Издатель, наверное, - неловко вымолвил я, рассчитывая обратить все в банальную шутку, но трамвай приближался, и Оксана спешила. Об ушедшей десять лет назад жене и "воскресном" сыне, приезжавшего ко мне как-то в прошлом году - совсем вырос и стал совершенно самостоятельный, не узнать она не узнает уже, потому как спешит и не спросит, а я не отвечу.
– А как же, - она сдвинула брови и туту же добавила, бросив быстрый взгляд за мою спину на пути.
– Как же.... Вы что же, один?
Я и мои тараканы. Нет, шутки не для нее, ей же совсем некогда.
– Да, - просто ответил я.
– Давно? Надо же, я и предположить не могла....
– ответа она не ждала.
– Так обидно, - и, не трогаясь с места, добавила.
– Мой трамвай.
– Опять не успеешь?
– напрасно спросил, потому, как тотчас же получил в ответ:
– Наверное, - она посмотрела на меня, отвернувшись от подъехавших вагончиков.
Конечно, она напрашивалась. И, не зная, как лучше, молчала, переминаясь с ноги на ногу и умоляюще смотрела на меня. А я сам, десятки раз описывавший встречи и расставания, не знал и ли боялся произнести хоть слово. Только вдыхал теплый аромат ее дешевых духов.
– Я смотрю, ты никуда не спешишь, - вырвал из себя я, как только трамвай отправился в путь по бульвару Яна Райниса.
– Мне рано... наверное. Да и... который сейчас час? Да, еще рано. Дома никого нет.
Она нашла выход, я... я снова молчал и строил фразы. Строительство фраз вошло в привычку, как курение, как... как пристрастие к ручке и бумаге, к старенькой пишущей машинке. Наверное. Я молчал потому, то никогда не умел писать быстро, не был графоманом; те десять листов "Города среди песков" я писал и переписывал без малого три года.