Ангел тьмы
Шрифт:
Глава 39
Все были согласны с тем, что мистер и миссис Дейли – прекрасная пара. Ее округлившийся животик пока был едва заметен, но он всегда любовно его гладил, ведя под руку в залитый солнцем двор, где был накрыт столик к чаю. Иногда он сидел там и работал. В остальное время оба смотрели списки домов, полученные от местных риелторов. Как и многие другие пары, приехавшие сюда на отдых, супруги Дейли влюбились в этот город. Кто знает, может, когда-нибудь их пока еще не родившийся ребенок станет называть это место домом.
Мэтт поднял глаза на подходившую жену. Каким трудным решением было оставить
– Хочешь погулять? – спросила Лайза. – Мы можем посмотреть, как солнце садится над базаром.
Мэтт хотел. Очень хотел.
Марокко был мечтой. Волшебной сказкой. Судьба предназначила им оказаться здесь. Покидая Штаты, Мэтт почти не взял с собой денег. Он хотел, чтобы у Касси и детей было все. Это наименьшее, что он мог сделать, после того как бросил их, без объяснений, с одним прощальным поцелуем. Он действительно чувствовал себя виноватым. Конечно же, чувствовал. Он ни за что не хотел причинить боль Касси. Но правда заключалась в том, что человек, за которого она вышла замуж, умер в тот день, когда Лайза вошла в «Старбакс». Человек, за которого Касси вышла замуж, больше не существовал. И самое лучшее, что мог сделать Мэтт, – это оставить ее финансово обеспеченной, с долгожданным ребенком, глядя на которого она будет вспоминать Мэтта. А Брендон сможет ее утешить. И он бесследно исчез.
Клер и матери, конечно, будет труднее. Мэтт очень переживал и перед отъездом едва не сказал Клер правду. Но это был огромный риск, а он не мог подвергать опасности Лайзу. Теперь она – его семья. Его судьба.
В любом случае жизнь в Марракеше не требовала больших средств. У Лайзы были кое-какие деньги, сэкономленные в Бразилии, и они оба работали. Мэтт был журналистом-фрилансером и писал под чужим именем, а Лайза преподавала английский в местной школе и иногда продавала свои удивительные картины богатым американским туристам, которые останавливались в отелях вроде «Пале Казим», где Мэтт снял скромный двухместный номер, пока они искали подходящий дом.
Каждый вечер, гуляя по базару, они наслаждались запахами. Фруктовые ряды пахли приторно-сладко – остатки начинали подгнивать на жаре. Запах грязи и пота, запах тысяч двигавшихся, плотно спрессованных тел мешался с цветочным ароматом дикого меда и ореховым – от лотков с пахлавой, над которыми жужжали пчелы.
Все эти зрелища, звуки и запахи пробуждали у Лайзы воспоминания, которые казались абсолютно реальными, как воздух в легких или малыш, еще не начавший толкаться в животе. Это был мир Мириам, мир книги, мир детства, которого у нее никогда не было, но о котором она мечтала так страстно, что почти ощущала на вкус. Не извращенная убийствами версия ее судьбы, а добрая волшебная сказка со счастливым концом, где она должна выйти замуж за человека, которого любила, – за Мэтта, который защищал ее, когда все остальные стали врагами, который знал о ней все… или почти все… и все равно любил.
Для Мэтта притягательность базара объяснялась еще проще. Вот он, лабиринт, жужжащий улей человечества, где можно исчезнуть, растаять, как крупинка амбры в пыли. Базар был полон жизни, тепла, радости и человечности – самое лучшее убежище на свете! Но все же это было бегством, хоть он и чувствовал себя здесь в безопасности, окруженный толпой и спрятанный в коконе любви Лайзы.
– Возьми меня за руку. Я хочу кое-что тебе показать.
Улыбаясь и то и дело оглядываясь, Лайза повела его по узкому, вымощенному булыжником переулку, к крутой каменной лестнице, которая вилась и вилась головокружительной спиралью, пока не перешла в другую узкую улочку. Слева находились ряды древних пекарен, густой дрожжевой запах которых наполнял воздух. За ними шли еще ряды: шелковые и резчиков по дереву, похожие на те, которые они только что проходили внизу. Справа был тупик с единственным заброшенным риадом, традиционным марокканским домом, поднимавшимся на три этажа и надменно взиравшим на переулок внизу.
– Ну? Что ты думаешь? Знаю, это звучит глупо и даже безумно, но именно таким я рисовала себе дом дяди Сулеймана.
Мэтт снисходительно улыбнулся.
– Разве дядя Сулейман не был богат? Этот особняк выглядит так, словно развалится от одного чиха.
Лайза пожала плечами.
– Он не развалился за шестьсот лет. Внешность, видишь ли, может быть обманчива.
Оба улыбнулись.
– А он продается?
– Не знаю. Но мы же можем все точно узнать, правда? – выпалила Лайза. – Можем отремонтировать его, сделать своим! Признайся, этот дом выглядит очень романтично! Подумай, как мы будем счастливы здесь!
Мэтт подумал, как они будут счастливы, и мысленно поблагодарил Бога. Возможно, он не заслужил такого счастья. И Лайза тоже. Но теперь это ихкнига, их история.
И Мэтт Дейли точно знал, что здесь они будут жить долго и умрут в один день.
Эпилог
Офицер ПУЛА вошел в комнату и поперхнулся. Пришлось выскочить в коридор, где его тут же стало выворачивать наизнанку, пока в желудке ничего не осталось.
Кровь была повсюду. Повсюду. Но она была не свежей, а старой, запекшейся, темной и смрадной. В центре застывшей лужи лежало то, что когда-то было телом, а теперь превратилось в серо-зеленую, вонючую, сочащуюся массу слизи, в которой кишели опарыши. Только кости, белые, сверкающие и чистые, выглядывавшие из этой мерзости, свидетельствовали о том, что когда-то это был человек.
Прикрыв рот и нос, коп обреченно направился обратно.
– И сколько это… тут пролежало? – спросил он патологоанатома.
Тот покачал головой:
– Невозможно сказать. Два или три месяца. А может, и больше. Мы проведем анализ личинок. Может, тогда что-то поймем.
При слове «личинка» детектив снова подавился, но вынудил себя остаться на месте.
– Мужчина? Женщина? Возраст?
– Мужчина. Тридцать два года. В июне должно было исполниться тридцать три.
Детектива явно впечатлило услышанное.
– И вы все поняли по виду… этого? – Он с омерзением осмотрел гниющий, вздутый труп.
– Нет. Ваш лейтенант только что сказал. Три месяца назад он подписал документы на аренду квартиры. Там имеются все сведения.
Появившийся лейтенант очень вовремя протянул ему листок бумаги. Ксерокс слегка смазался, но имя, напечатанное сверху, можно было прочитать. Детектив задумался. Он не мог отделаться от ощущения, что где-то его уже слышал. Но мысль тут же ускользнула, как плоть с костей несчастного.
Имя, стоявшее на листочке, было испанским.
Карлос Эрнандес.