Ангелы Калибана
Шрифт:
— Постойте! — вскинул руки Лютер. Он обернулся к Белату. — Магистр капитула, не торопись, умоляю тебя!
— Умоляешь? — визгливо переспросил гость, не веря своим ушам.
— Выслушайте гроссмейстера, — низким спокойным голосом произнес Гриффейн. Офицер по-прежнему сидел, держа ладони на столе.
— Прошу вашего внимания, сыны Калибана, — начал Лютер, мысленно проклиная имя Астеляна. Совсем не так он собирался сделать главное заявление. — Я должен сказать всем вам нечто важное.
Белат раздраженно пошевелил пальцами, но промолчал. Гроссмейстер сложил руки перед собой, излучая торжественную
— Пора освободить Калибан от гнета Империума.
Через пару секунд эхо его слов стихло, и наступила тишина. На Лютера смотрели все собравшиеся в зале Темные Ангелы, даже офицеры из группы Захариила. Намерения гроссмейстера были понятны давно, но он впервые говорил о них открыто.
Лютер позволил себе полуулыбку. Приятно было наконец-то выразить желание, которое он так давно держал при себе. Облекая его в слова, рыцарь почувствовал, что решение принято, шаг сделан. Ход истории поменялся, к добру или к худу.
Строить мосты или сжигать их? У Лютера оставался выбор, что уже было достижением, доступным немногим. Если Галактика горит, почему бы не обратить пламя себе на пользу?
— У меня есть мечта — увидеть Калибан, его сынов и дочерей свободными. Не всегда я раздумывал над этим, но в последнее время ничто иное не волнует меня. После прибытия имперцев я, как и все остальные, восхищался грандиозными перспективами для нашего мира. Технологии, связь, торговля… безопасность. Все необходимое, чтобы сделать Калибан великим. Мой сын-и-брат, Лев, тогда же узнал о своем месте во Вселенной. Узнал, что в действительности он не с Калибана.
— Лев всегда был верен Калибану, — перебил Белат, сжимая кулаки.
— Я не затрагиваю его верность, только происхождение, — пожал плечами гроссмейстер. «Пока что», — добавил он про себя. — Примарх вырос в наших зеленых лесах, но не был рожден там, и это неоспоримо.
Лютер подождал, не скажет ли магистр капитула еще что-нибудь, но тот лишь стиснул челюсти и заскрипел зубами.
— Неужели истинный сын Калибана отдал бы наш мир на поругание Империуму? Позволил бы срубить леса и возвести аркологии на руинах наших городов? Какой истинный сын Калибана восхвалял бы «прогресс», видя, как Имперская Истина погребает под собой наши древние обычаи, как наша благородная история сменяется лживой пропагандой летописцев и итераторов?
Легионеры за другими столами по-разному отзывались на речь. Лица одних выражали негодование, других — сомнение. Окинув их взглядом, Лютер решил, что Захариил провел почти идеальную подготовку. Один-два воина с золотыми кубками как будто колебались, но никто из космодесантников с серебряными чашами не одобрял услышанное. Этот тур должен был выиграть сам гроссмейстер. Если не удастся переубедить всех, то в неудаче будет виноват именно он, а не лорд Сайфер, несмотря на их утренний разговор.
— Каков он, посланный нам господин? Я, стоявший к нему ближе всех, звал примарха сыном и братом, счастлив был обитать в тени его величия. Я дал ему имя — Лев. Я забрал его из дикого леса к цивилизации. Льва взрастил Альдурук, не Император и не Империум.
— Мы провозгласили его нашим спасителем и вместе с ним истребили Великих Зверей. Но очистил ли он планету ради нас или просто отомстил созданиям, которые
— Ты следовал за ним так же охотно, как и все прочие! — выкрикнул легионер из-за одного из двух самых дальних столов.
Лютер мгновенно узнал о воине все необходимое благодаря символам на доспехе. Судя по знакам различия, он был сержантом тактического отделения во 2-м капитуле Двадцать третьего ордена, а также воевал в бронетанковых ротах Крыла Железа. Явно не из тех, на кого влиял Гриффейн.
— Да, я охотно следовал за ним, брат, — отозвался гроссмейстер. — Разве не все мы грелись в теплых лучах, казалось, исходивших от него? Разве не все мы были слепы к тьме внутри него, словно люди, лишившиеся зрения от того, что слишком долго смотрели на солнце? Я признаю мою вину, мои ошибки. Я воспитал лесного зверя, обучил его манерам и военному делу, нарядил его рыцарем и назвал господином. Я отдал мой чин и титул этому существу!
— Ты оскорбляешь нашего генетического отца, — буркнул Белат. — Ты из Легионес Астартес, но ты не космодесантник. В жилах всех остальных здесь течет кровь Льва.
— Кровь? Генетика? Вот что теперь определяет верность? — Лютер поймал себя на том, что готов злобно оскалиться. Он хотел выступать в положительном ключе, раскрывать перед гостями перспективы будущего величия, а не участвовать в жалкой перепалке.
Вздохнув, гроссмейстер не стал ввязываться в спор и продолжил:
— Честь. Честь — краеугольный камень в основании Альдурука. Мы почитаем нашего повелителя и наш долг перед ним. Но у Льва также есть долг, который он не почитает. Стал бы истинный владыка Калибана забирать сынов своего мира, лучших из его народа, и превращать их в воителей для другого господина? Из меня не сделали космодесантника, это правда. Я был слишком стар. Слишком уверен в себе. Слишком независим.
Лютер заметил, что еще несколько легионеров нахмурились, внезапно осознав истину.
— Как назвать того, кто похищает целые поколения детей для войн на далеких мирах? Они проливали кровь не ради Калибана. Каждый из вас, я вижу по глазам, насмотрелся невообразимых для меня кошмаров. Перенес боль гражданской войны и муку от потери братьев, убитых теми, кого он тоже считал братьями.
Страдание проступило даже во взгляде Белата. Вот она, золотая жила! Гроссмейстер заговорил уже с новой уверенностью:
— Играет ли Калибан какую-либо роль в этом восстании? Нет. Мятеж подняли примархи, превратившие чужие планеты в поля своих битв. Они льют кровь Калибана, кровь Олимпии, кровь Ваала Секундус и Макрагга — даже кровь славной Терры, во имя которой вершился геноцид по всей Галактике!
При упоминании Великого крестового похода атмосфера чуть изменилась — почти незаметно, но теперь легионеры смотрели на Лютера с неодобрением. Он забыл, что перед ним ветераны тех кампаний. Неважно, сражались они за правое дело или нет, но эти бойцы покорили Галактику. Нельзя выводить их злодеями в написанной ими же истории. Гроссмейстер быстро вернулся к излюбленной теме: